Изменить размер шрифта - +

— Послушайте, — сказала она.

Они оба смотрели на нее.

На лезвии ножа была кровь.

— Да послушайте, поймите вы в самом деле, — твердила она. — Дженни… она проститутка. Последний раз, когда я о ней слышала, она жила в Лос-Анджелесе. Если она вернулась сюда, во Флориду, я об этом ничего не знаю. Вы мне сказали первые. Со своей родной сестрой я разговаривала вчера по телефону, она тоже не знает, что Дженни здесь или собирается сюда. Я вам чистую правду говорю, Богом клянусь! Уберите нож, а?

Доминго не убрал нож и продолжал смотреть на Элис. Лицо у него было грустное, словно ему было жаль ее.

— Уберите, ну пожалуйста, — просила она. — Ладно? Ну пожалуйста! Я боюсь ножа.

— Хочешь, чтобы тебя еще раз полоснули? — спросил Эрнесто.

— Нет, — быстро ответила Элис. — Не надо, прошу вас. — Она вытянула вперед обе руки с растопыренными пальцами. — Не надо меня ножом.

— Мы тоже этого не хотим, — продолжал Эрнесто. — Тогда скажи, где она.

— Но я же не знаю. — Элис старалась говорить как можно убедительней. — Если она во Флориде, то для меня это новость. Я бы вам сразу сказала, честное слово, зачем мне скрывать? Я ее никогда не любила, я бы сразу сказала. Просто я не знаю, это чистая правда. Мне надо встретиться с одним человеком, я уже опаздываю, понимаете? Если вам больше ничего не надо от меня…

— Сестра в Орландо, — перебил ее Эрнесто. — Где? Адрес.

— Она ничего не знает, — сказала Элис. — Вам незачем ее беспокоить.

— Пырни ее, — приказал он Доминго.

— Не надо! — выкрикнула Элис. — Она живет возле Диснейленда, я дам адрес, он у меня в записной книжке, только уберите нож.

— Гони адрес, — сказал Эрнесто.

 

Дэвид Ларкин терпеть не мог гомиков. Они его раздражали. Ему казалось, что любой из них хочет дотронуться до него. Или встать рядом поближе. Дэвид верил грязным историям, которые рассказывали про гомосексуалистов. Стоит вам на минутку упустить из виду вашего восьмилетнего сынишку, ему спустят штаны и изнасилуют. Он верил в то, что существует некий всемирный тайный заговор, тайное сообщество гомосексуалистов. В этом смысле педерасты похлеще коммунистов.

Самое неприятное во всех страхах Дэвида Ларкина было то, что он не всегда мог уверенно определить, кто гомик, а кто нет. Насчет одного парня он, например, был абсолютно убежден, пока не встретил его в ресторане с великолепной блондинкой, у которой титьки готовы были выскочить из платья наружу. Платье! Здешние Девушки одеваются почти ни во что, спятить можно, глядя на них. Флорида виновата, не иначе. Солнце нагревает барышням мозги, и барышни готовы сбросить с себя все до нитки. Ларкин познакомился как-то с одним парнем, думал, что тот порядочный из порядочных, хотел свести его с девушкой, которая соблазнила бы даже моллюска, а парень возьми да брякни: «Спасибо, но я ношу справа». То есть он опускает свой член в правую брючину, и стало быть, гомик. Это совсем не означает, будто бы все педерасты «носят справа», просто они так выражаются. Условный знак. Впрочем, кто их знает и кто разберет. Может, именно по такому признаку педерасты всего мира распознают друг друга даже без слов. Короче, сложные это дела, провались они ко всем чертям!

Что касается Винсента Холлистера, то он уж точно гомик. Он стрижет Ларкина только в третий раз — в «Единороге» Винсент работает недавно, с начала апреля, — но Ларкин в данном случае уверен полностью. Однако с таким педиком можно общаться. Он без ужимок, понимаете ли.

Быстрый переход