Вот два тела в хорошо защищённых комбезах выдернули чеки из мощных килограммовых УГ-1000… Но стоит им занести руки, чтобы метнуть, как
из их шлемов брызжут тонкие струйки крови.
Иглы пронзают навылет. В этот раз вместо разрывных «спаек» я стреляю из «гаусса» высокоуглеродистыми стержнями. Всё-таки броня «Стражей
Апокалипсиса» не из глины, а меня устроит лишь стопроцентный результат. Фанатики растеряны, некоторые, глянув на упавшие под их ноги супергранаты,
отчаянно пытаются укрыться за чем-либо, а кое-кто из них, вскинув оружие, затравленно высматривает снайпера… остальные ещё только выбегают из руин и
вообще ничего не понимают.
Всех их объединит смерть. Кого-то она встречает в фонтанах осколков после спаренного разрыва, кого-то иглой в голову, но спустя считаные
мгновения все «апокалиптики» уже выстраиваются стройной шеренгой на «том берегу».
Паренёк тем временем попал в передрягу. Чувствую его боль. Пора.
Я врубаю диггерский фонарик и прыгаю в черноту подземелья. Сразу же слышу отчаянный крик, совсем рядом, и отрывистые выстрелы «беретты»
молодого… Чудом успеваю. Под «тенью» я, и матёрый бюрер меня не чует, даже когда в упор высаживаю его мутантные мозги. Урод собирался обрушить на
пацана вторую порцию ржавых труб. Куда большую, чем та куча обломков, из-под которых сейчас торчит часть туловища упавшего человека. Меньшая часть.
Хотя и этого ему хватило выше крыши. Сталкер хрипит и плюётся красным фаршем. Что оно такое, обед, смешанный с кровью, или действительно фарш
из внутренних органов, неясно. Я опоздал! Столько пас его и банально опоздал на полминутки! Переполненный горечью этой мысли, подбегаю к нему и
хватаю обломки труб, раскидываю их остервенело. На лице, чёрном от грязи, белеют глаза, выпяченные, округлившиеся от страданий и отчаяния.
Окровавленные зубы скрежещут от боли.
— Держись, братан, держись, — заговариваю с ним, высвобождая его тело из-под пресса труб.
— Оставь меня! Дай подохнуть спокойно, бандюковая сука! — прекратив скрежетать, цедит он сквозь зубы. Соображалка у парня явно сошла с рельс,
если, конечно, это не предсмертный бред уже. — Нет у меня ни хера, — не унимается он. — Весь хабар скинул, когда тикал!
На всякий случай я отбираю у него оружие и тащу на горбу в свой излюбленный схрон, координаты которого мне некогда сдал Шелест. Пацан мямлит
ещё несколько невнятных фраз и вырубается. Так лучше. Таранить его в убежище под аккомпанемент проклятий — не радужная перспектива…
Очнулся он лишь трое суток спустя. Подлатал я его к этому времени хорошенько, всеми возможными средствами. Безусловно, не брезговал
артефактами. Только вот один неприятный момент всплыл, черепушка у пацана оказалась проломленной. Долбаный карлик и его трубы! И хотя все раны уже
затянулись под воздействием тех ништяков, которыми я молодого обложил, не факт, что мозг остался без повреждений.
С нетерпением жду, когда же он придёт в себя. И дожидаюсь.
— Хде… я-а? — слипшиеся губы ворочаются с неимоверным трудом.
Интересно, почему, когда человек приходит в себя, он задаёт именно этот вопрос? Словно в беспамятстве просто обязан залететь куда-нибудь за
край света!
— На болотах, вестимо, братан. |