— Послушай, Ричард. Давай договоримся так: этой ночью, когда ты услышишь море, разбуди меня, и мы выйдем на улицу вместе.

Ближе к магазинам дорога начинала отлого спускаться и, по случайному стечению обстоятельств, вычерчивала границы мели, которая образовалась бы, если это место было бы затоплено. Этот гребень, ограничивающий наносную долину, ранее бывшую естественной бухтой, заканчивался выходом на поверхность мелового пласта. Несмотря на домики, нарушающие гармонию пейзажа, Мэсон догадался, что это был мыс, возвышающийся, словно крепость, посреди моря. Волны разбивались о его бока, поднимая в воздух огромное количество водяных брызг, которые падали обратно с гипнотизирующей медленностью. Ночью мыс выглядел больше и величественнее, напоминая собой бастион, обороняющийся от моря. Однажды Мэсон поклялся взобраться на этот мыс. Он подумал, что если это сон, то холодная вода разбудит его.

Мимо проехала машина. Водитель с удивлением посмотрел на Мэсона, стоящего посреди дороги, уставившись в небо. Не желая казаться еще более эксцентричным, чем его считали — рассеянный, замкнутый муж красивой, но бездетной миссис Мэсон, — Ричард свернул на улицу, которая протянулась рядом с насыпью. Приближаясь к меловому каньону, он искал взглядом заболоченные сады, увязшие в песке машины. Дома располагались в районе прилива.

Впервые видение моря пришло к Мэсону три недели назад, и он поверил в его реальность. Однако море не оставляло никаких следов, а люди, жившие в затопленных домах, спокойно спали под толщей воды. Несмотря на этот парадокс, Мэсон был уверен в том, что море действительно есть, и однажды сказал жене, что каждую ночь видит море, затопляющее соседние улицы. Сначала Мириам смеялась над ним. Но позже, через три ночи, она проснулась от хлопанья двери, когда он, запыхавшийся, весь в испарине, вбежал в дом со словами:

— Я опять видел море!..

У него было лицо обреченного, которому осталось жить совсем немного.

…Устав от прогулки, Мэсон присел на низкую ограду, скрытую кустами рододендрона. Несколько минут он отдыхал, вычерчивая веткой на пыли у своих ног сложные фигуры. Иногда пыль, обычно бесформенная и пассивная, начинала проявлять некоторые признаки, присущие ископаемой раковине, например, принимать причудливые очертания или испускать таинственный слабый свет.

Невдалеке дорога изгибалась и спускалась к полям. На меловом холме, сверху покрытом слоем земли, стояло несколько металлических вагончиков, и рабочие приводили в порядок деревянный подъемник. Жалея, что он не взял машину жены, Мэсон наблюдал за крошечными фигурками, одна за другой исчезающими в подъемнике.

Воспоминания об этой сцене преследовали его весь день, заглушая воспоминания о темных волнах, катящихся по ночным улицам. Мэсон был уверен, и это поддерживало его, что люди скоро узнают о существовании моря.

Когда вечером Мэсон вернулся к себе, он увидел одетую Мириам в кресле у окна. На лице ее была непреклонная решительность.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Жду.

— Ждешь чего?

— Я жду море. Не волнуйся. Не обращай на меня внимания, спокойно ложись спать. Я выключу свет.

— Дорогая… — Мэсон попытался отвести ее от кресла, — ты ничего этим не добьешься.

— Неужели это очевидно?

Мэсон присел на кровать. По некоторым причинам он хотел уберечь Мириам от моря.

— Ведь я не вижу его на самом деле. Это… — он импровизировал, — это какая-то галлюцинация, сон.

— Я в этом не уверена, — Мириам подняла голову. — И вообще, я хочу узнать все до конца.

— По-моему, ты идешь неверным путем. — Мэсон улегся в постель. Мириам подсела к нему.