Верховой эскорт расчищал нам путь, сверкая огнями и завывая сиренами, так что постоянный поток гражданского транспорта, который в другом случае затруднял бы наше приближение, суетливо, с угодливой поспешностью расступался перед нами; оттого я совершенно не удивился, когда заметил, что за нами в кильватере следует больших размеров, чем у нашего эскорта, и более тяжелый моноцикл, — он использовал тот свободный фарватер, что мы оставляли за собой, дабы двигаться с гораздо большей скоростью, чем мог рассчитывать на обычно запруженных городских дорогах. Лицо водителя было скрыто защитным шлемом, похожим на те, которые были у нашего эскорта, — за исключением того, что по нему струилось яркое изображение пламени, повторяющее красно-желтую раскраску самого моноцикла; на самом водителе была ярко-красная кожанка, как и на его пассажире. Девушка, что ехала на заднем сиденье, была, впрочем, с непокрытой головой, если не считать пары очков-банок, и ее золотисто-каштановые волосы хлестали по ветру, подобно штандарту, так что я даже подавил побуждение помахать ей рукой, когда они приблизились.

— Что за черт… — произнес Найт, голос которого эхом раздался у меня в воксе как раз в тот момент, когда он вдавил тормоза со внезапностью, которая вырвала меня из объятий мягкой обивки и едва не заставила расплескать амасек. Прямо перед нами оказался большой транспортный агрегат, развернутый поперек проезжей части, причем его кабина, будто клин, втиснулась между быками, поддерживающими виадук. Очевидно, водитель не рассчитал габариты, стараясь съехать на обочину, уступая нам путь, застрял да так и бросил свой большегрузный трейлер болтаться посреди дороги, перекрывая ее. — Уберите эту штуку!

— Уже занимаюсь этим, — заверил его один из моноциклистов эскорта, очевидно на той же самой частоте, и дал газ, отдаляясь от нас.

Он боком затормозил возле кабины и принялся горячо браниться с водителем.

— Что-то тут не так, — произнес я, ощущая знакомый зуд в ладонях.

Водитель уже должен был находиться вне кабины, по меньшей мере осматривая повреждения или хотя бы из уважения к полномочиям юстикара, который его теперь распекал. Доверяя моим инстинктам безоговорочно после всего, через что нам довелось вместе пройти, Юрген поднял лазган, который до сих пор просто лежал у него на коленях, и снял с предохранителя.

— Что вы хотите сказать, сэр? — спросил Найт за секунду до того, как моноцикл, который прежде следовал за нами, с ревом возник сбоку и я понял, что гляжу в дуло автоматического дробовика.

Девушка, держащая его, улыбнулась мне — причем в широком рту на ее угловатом лице, как мне почему-то показалось, оказалось слишком много зубов, — после чего нажала на спусковой крючок. Шикарный салон автомобиля заполнил громкий треск, и мгновение я с удивлением размышлял, отчего еще не мертв, но затем ни с чем не сравнимый запах ионизированного воздуха сообщил мне, что Юрген сумел выстрелить первым. Девушка кувырнулась с заднего сиденья моноцикла, и крупнокалиберный бронебойный патрон, очевидно предназначенный для того, чтобы пробить окно из бронекристалла (нападавшие вполне могли ожидать его в такой машине, и, вероятно, оно не было бы опущено, если бы меня сопровождал менее пахучий помощник), взрезал вместо этого усиленный корпус автомобиля в каких-то сантиметрах от моего плеча.

— Это что за чертовщина? — вопросил Найт, который соображал, кажется, несколько туговато для агента имперского правосудия, впрочем, извинительно для человека, которому нужно было следить за дорогой.

— Засада! — кратко откликнулся я, вытаскивая лазерный пистолет, но так и не получив возможности использовать его против водителя моноцикла, все еще державшегося рядом с нами.

Теперь уж Найт отреагировал мгновенно, заставив тяжелую машину вильнуть в сторону и, будто тараном, сметя противника с дороги.