Учитывая, насколько хорошо я знал Эмберли, а также по крохам собранные впечатления о функционировании Инквизиции (слишком много, чтобы спать спокойно, но слишком мало, как мне довелось уяснить еще до завершения битвы за Периремунду), я не разделял мнения майора. Я, впрочем, считал, что лишать его иллюзий было бы нечестно с моей стороны, не говоря уже о том, что не очень мудро, так что пришлось придержать язык.

— Сказала ли она еще что-нибудь? — спросила Кастин, пристально вглядываясь в меня сквозь пар, поднимающийся из ее чашки с танной.

До того момента, честно говоря, я не успел прийти к решению относительно того, делиться ли последней бомбой, которую выдала мне Эмберли, с соратниками, но теперь, когда Кастин спрашивала напрямую, я не смог найти никакого достойного повода скрыть это. Я доверял этим двоим офицерам настолько, насколько вообще мог доверять кому-нибудь, кроме Юргена, и, по меньшей мере, так я оказывался не единственным, кто будет мучительно раздумывать над этими новостями.

Я медленно кивнул:

— Да, несомненно, но то, что она сказала, не должно покинуть стен этой комнаты. — Я вгляделся в них обоих по очереди, подчеркивая со всей утонченностью второразрядного актера, который играет на публику, находящуюся в заднем ряду галерки, необходимость в благоразумии. — Она особо указала, что вы двое являетесь единственными, кому я могу доверить эти сведения.

Кастин и Броклау торжественно кивнули, едва позаботившись скрыть самодовольство, вполне понятное для посвященных в тайну, относительно которой вышестоящие офицеры останутся в блаженном неведении ближайшие несколько недель. Конечно же, их удовлетворенному состоянию не суждено было продлиться дольше, чем несколько ближайших минут, но уж в этом я не был виноват. Я кинул наигранный взгляд на дверь, дабы убедиться, что она закрыта, и это заставило выражение жадного ожидания на лицах моих коллег только усилиться.

— Вы можете положиться на нас, — сказал Броклау.

— Именно так я и доложил арбитру. Инквизитору Вейл, конечно же, это уже известно.

Кастин склонила голову, принимая подразумевавшийся комплимент.

— Вы можете передать, что мы оправдаем оказанное доверие, — произнесла она.

Я никогда точно не знал, какой вывод сделала для себя полковник относительно моего сотрудничества с Эмберли, но, кажется, она принимала как должное наши деловые контакты и, возможно, подозревала, что я — один из многочисленных агентов инквизиции под прикрытием (каковым мне приходилось становиться время от времени, поскольку отвертеться было трудно: уверен, что большинству мужчин в Галактике знакомо чувство падения в пропасть, сопровождающее слова: «Могу я попросить об одном одолжении, мой дорогой?» — а когда женщина, задающая подобный вопрос, оказывается инквизитором, ответить отрицательно — значит поступить очень и очень глупо). Если полковник думала именно так, это уводило ее внимание от Юргена, который в действительности был для Эмберли гораздо более ценным достоянием, чем я, как, впрочем, и наименее вероятным кандидатом на роль агента.

— Хорошо, — произнес я, понижая голос, — потому что, если хоть что-то из того, что я сообщу, выйдет наружу, начнутся такие беспорядки, по сравнению с которыми все, с чем тут имели дело до сих пор, покажется уличной дракой двух выпивох. Все население ударится в панику, а учитывая, что на СПО мы положиться не можем, нам никогда не справиться с последствиями.

— Замечен флот-улей, не так ли? — спросила Кастин, и лицо ее было даже бледнее, чем всегда.

— Еще нет, — отозвался я, — но Эмберли уверена, что он на пути сюда. Рахиль, кажется, ощущает его присутствие в варпе.

— Тогда у нас осталось не так много времени, — сказал Броклау.