— А она исчезла. Бригитта то есть… Свои же убили.

— Что? — Рингмар побледнел.

— Убили, говорю. Или запугали до полусмерти. Есть еще вариант — умерла от ран, полученных при ограблении. Вполне могла быть ранена.

— А почему полиция так быстро оказалась на месте? — спросил Винтер.

— Почему? А вот почему… Что-то там случилось с системой охраны, которая вдруг сработала еще до того, как все разыгралось всерьез. Довольно странная история… короткое замыкание или кто-то из служащих… не могу сейчас сказать, какая-то техническая примочка. Это вы лучше у датчан спросите. Как бы там ни было, патруль прибыл в самом начале представления, а все остальное — история. Довольно поганая, между нами, девочками, история.

— Ты хочешь сказать, что ее могли убить партнеры по ограблению?

— А почему бы и нет? Двое ушли, она с ними. При деньгах, как вы понимаете, по-моему, семь или восемь миллионов… Потом подбросили ребенка… какие-то границы даже у них есть. Не знаю… Знаю только, что она не сама пришла. У вашей же, новой… как ее… Хелены… тоже был ребенок?

Рингмар кивнул.

— Это же как раз то время, когда байкеры, те, что покруче, начали всерьез метить ревиры. Точно, конечно, не скажу, но ставлю две бутылки аквавита, что за всей историей стояли байкеры.

— Я читал в газетах, — сказал Винтер.

— А эта женщина, Делльмар… Мы же пытались как-то понять ее жизнь, и выяснилось, что она вовсю флиртовала с местными байкерами. Может, вполне невинно. А может, и не вполне.

Рингмар снова кивнул.

— Но напрямую связать ее с ограблением не удавалось. Потом датчане занимались тем же самым, но она исчезла. А затем в Лимфьордене или где-то там, черт его разберет, всплывает труп одного из байкеров, и банковская кассирша его опознает — вот же он! Это он нас ограбил!

— Ну у тебя и память, Свен! — восхитился Рингмар.

— Это у меня в ноге циркуляция подгуляла, — усмехнулся Свен-Андерс. — В голове пока циркулирует. А потом… чем дальше, тем больше вспоминается.

— Но и против него не набралось улик?

— По-моему, нет. Но все и так знали. Он датчанин, после ограбления исчез, а тут… всплыл. В буквальном смысле. Как дохлая рыба.

— А дальше?

— Что — дальше… Дальше ребенок попадает в Гетеборг, и у нас появляются вполне обоснованные подозрения, что эта девочка тоже там побывала… То есть имелись все основания с ней поговорить… Мы и попробовали.

— Мы читали протокол, — вставил Винтер.

— Значит, знаете, как все было. Она сначала вообще ничего не говорила. Молчала. Видно, что-то ее мучило… Но вам лучше побеседовать с психиатром. Кто-то из них присутствовал тогда на допросе… Вы встречались с ним?

— Пока нет, — сказал Винтер.

— Жуткое дело… Я, значит, говорил с этой малявкой, а через двадцать пять лет ее убили.

— А что ты можешь сказать о допросе?

— А что сказать? Она была напугана… Нет, это не то слово. Спрашивала о матери, довольно бессвязно рассказывала что-то о машине… как они меняли машину… и все совпадало. К тому времени последовательность событий была установлена.

Борг вытянул левую ногу и начал массировать голень. Минуту или полторы он со страдальческой миной занимался массажем. Солнце зашло за тучу, и конусы серебристой пыли исчезли.

— Да вы же все читали, — сказал он, как будто и не прерывался на массаж.