Он солгал во имя спасения жизни — своей и своей семьи. Что они там, с ума посходили? Что они думают? Что у него высокооплачиваемая служба и вилла в Тебризе? Что он все это оставил, чтобы с женой и мальчонкой пройти чуть не пешком по всей Сирии и добраться до Скандинавии? Или это действительно его вина: не сумел на безупречном шведском объяснить, почему не хочет и не может возвратиться в свою страну. Но извините — у нас нет места. Не хватает площадей. В Швеции, как известно, леса и степи перенаселены, а в деревнях столько народа, что не протолкнешься.
Он зажмурился и увидел лес. Между деревьями поблескивает вода. Все зелено, зелено… и кто-то идет по тропе.
Этот кто-то — он сам. На руках у него ребенок.
Винтер открыл глаза. И на долю секунды мир показался ему черно-белым. Черный асфальт, белый, с садистской щедростью освещенный солнцем автобус. Там, внутри, наверняка не меньше пятидесяти градусов жары. Даже человеку, выросшему в одной из самых жарких стран мира, долго не выдержать. Надо с этим кончать.
К автобусу направлялась маленькая делегация переговорщиков. Толпа завороженно молчала. В небе завис вертолет. Где-то рядом бормотали в свои диктофоны теле- и радиорепортеры — описывали события, которые он видел и без них. Все это напоминало фильм. Он опять закрыл глаза. Знакомый приступ головокружения — как будто начал падать, но удержался. Или кто-то успел тебя подхватить.
Так не пойдет. Надо срочно поговорить с врачом. С Ангелой. Или с Лоттой.
Что-то сказал Рингмар — Винтер даже и не заметил, как тот оказался рядом.
— Что?
— Думаю, скоро закончится.
— Да…
— И думаю, найдем тех, кто стрелял на площади.
— Да… что-то слышал.
— От кого?
— От Бертельсена.
Рингмар сухо рассмеялся.
— Ну да… кому и знать, как не ему.
— Вообще-то это твоя… твоя епархия, Бертиль.
— Я его информировал.
— Что это было? Внутренняя разборка?
— Как посмотреть. В основе та же безысходность, что и тут. Тысячелетие кончается, и вместе с ним цивилизация… Во всяком случае, то, что мы привыкли ею считать. Цивилизацией то есть.
— Но мы все равно движемся в будущее.
— Еще как!
— Мы движемся в будущее, куда бы мы ни двигались…
Во внутреннем кармане ожил мобильный.
— Винтер.
— При-ивет, Эрик. Я думала…
— Здравствуй, мама.
— Что у вас там происходит? В газетах пишут что-то ужасное.
— Э-э-э…
— Сначала убийство. Потом кто-то стреляет… и еще этого ребенка похитили!
— Никто его не похищал.
— Как это — не похищал? Кто-то похитил ребенка и удержи…
— Это отец и сын.
— Отец и сын? Тогда я вообще ничего не понимаю.
— Э-э-э…
— Отец и сын! Еще того хуже!
Винтер не ответил — на столе зазвонил служебный телефон.
— Одну минутку, мама.
Он поднял трубку.
— Это Янне. Мы получили еще несколько откликов на нашу… афишу. Тебе прислать копии и распечатки прямо сейчас? Или зайдешь попозже?
Винтер посмотрел на свой стол. Надо хоть несколько минут побыть одному, чтобы вновь сосредоточиться на следствии по убийству. Пусть Меллерстрём аккуратно все рассортирует и…
— Перешли мне. — Он положил трубку и взял мобильный. — Да, мама. Могу говорить.
Мать звонила из их дома в Марбелле. Он не слышал голос отца, но догадывался, что тот где-то рядом, с бокалом в руке утомленно косится на пыльные пальмы за окном. |