|
Дан Шиен отступил вглубь сцены. Луч света выхватил справа от него темную фигуру с флейтой в закрывающем все лицо капюшоне. А слева появилась очень худенькая девочка со скрипкой в руке. Зал замер, музыка поглотила всех полностью. Ника не запомнила момент, когда вступил голос Дана, мягкий и завораживающий. Он медленно обхватил за плечи скрипачку и, казалось, пел ей одной. Звук, похожий на звон разбитого стекла, прорвал тишину. Дан отпустил девушку, и фигуры флейтиста и скрипачки исчезли во тьме. Зал не успел прийти в себя, как раздались звуки следующей песни. Дан взял гитару, черную, как и его одежда, и его рука пробежала по грифу. — Наконец-то они заиграли что-то нормальное, — услышала Ника позади себя голос Догги. — А то с их первой вещью только в гроб ложиться. — Да тихо ты, осел, — одернула его Джен. Ника с облегчением отметила, что друзья ее не покинули. Они рядом и, кажется, оттаяли. Она почувствовала, как Джен коротко сжала ее затянутую в кожу руку. “Screaming Eternity” отыграли еще одну композицию. Ника вначале прислушивалась к текстам. Песни и инструментальные композиции были подобраны так, что продолжали историю, начатую первой вещью. Историю двух влюбленных, разлученных смертью. Это было похоже на какую-то рок-оперу. Голос Дана, чистый, сильный, мог держать ноту сколь угодно долго. Одно дело слушать его в записи, и совсем другое — живьем. Ника не ожидала, что будет настолько потрясена. Она почти не слышала слов. У нее начало складываться ощущение, что она смотрит в зал, на сцену как бы со стороны. Ее сознание покинуло тело, она плыла по воздуху и видела замершую себя, одухотворенные лица поклонников, широко распахнутые глаза девушек, задумчивые лица молодых людей. Нике стало хорошо и спокойно. Она поймала поток силы, не видимый ею в материальном мире, и нежилась в нем будто в ласковых морских волнах. Сверху девушка видела каждый импульс, шедший со сцены в зал, и это было так прекрасно, что Ника поняла: она не хочет возвращаться в реальный мир. В зале не оставалось ни одного равнодушного человека. Не было там и обязательного истеричного визга концертной толпы. Все словно принимали участие в магическом действе. И Бал правил Дан Шиен. От его взгляда лучами исходил голубовато-серебристый свет и зажигал души присутствующих. Вдруг в сердце Ники будто ударила молния. Она вздрогнула и вернулась. Только вот замечталась ли она под влиянием какого-то странного чародейства, или дух ее действительно возвратился в бренную оболочку — об этом Ника заставила себя не думать, слишком уж непонятно и жутко. Она вернула взгляд на сцену. Дан Шиен возвышался прямо над ней и смотрел прямо ей в глаза. Песня пелась для нее одной — это она совершенно отчетливо поняла. И не важен был сам текст. Ника чувствовала, что ее душа поймана, и нет никакой возможности вырваться. Она ощутила боль, но боль сладкую, похожую на истому. Это чувство и пугало, и вызывало восторг… Впрочем, Ника все-таки слышала текст, слышала каким-то десятым чувством. “…Я приду за тобой…” — бесконечно повторял Дан, хор медленным многоголосьем вторил ему под гитарный перебор, ему эхом отзывались клавиши и ритуальная барабанная дробь. Или барабаны просто казались ритуальными опьяненной голосом вокалиста девушке… Но вот отзвучали последние аккорды. В зале полностью погас свет. На несколько секунд повисла тишина, а потом взорвалась аплодисментами и восторженными криками. Ника ощутила легкое прикосновение, будто ветер холодом задел ее щеку… Когда свет снова включился, сцена была пуста. |
