– А мы тем и отличаемся от зверей, что способны к состраданию.
– Так я ж ничего! – Тетя Люся вдруг всполошилась, щеки ее пошли бурыми пятнами. – Разве ж я Гордейке чего плохого желаю?! Я только за постояльцев переживаю. Вон он сегодня девушку напугал! – Она глянула на Еву, ожидая поддержки.
– Он не напугал. Просто это вышло неожиданно…
– А что случилось с его отцом? – спросил Елизаров. – Вид у него по-прежнему был расслабленный, даже ленивый, но именно он задал вопрос, который так и не решилась задать Ева. – Что с ним было не так?
Прежде чем заговорить, повариха дождалась молчаливого одобрения Амалии.
– Вы не из местных, а потому не знаете, но шило в мешке не утаишь и пятно это не ототрешь.
– Тетя Люся! – не сказала, а простонала Амалия. – Да хватит уже этого драматизма! – Она сняла турку с огня, перелила кофе в фарфоровую чашку, поставила перед Евой: – Угощайтесь, – сказала радушно и тут же добавила совсем другим, усталым голосом: – Это место всегда было особенным, вся история острова и замка наполнена болью и трагедией.
– Удивительный маркетинговый ход – рассказать постояльцам, что живут они в страшном месте! – восхитился Елизаров. – Наверное, по причине эксклюзивности у вас здесь такие заоблачные цены!
– Спрос рождает предложение, – одними уголками губ улыбнулась Амалия. – Люди падки до страшных историй и особенных мест. За возможность прикоснуться к чему-то выходящему за рамки они готовы платить очень большие деньги. Вот вы ведь готовы? – Она посмотрела на Елизарова очень внимательно.
– Готов! – легко согласился тот. – За прикосновения готов, за комфорт, но больше всего за ваш чудесный кофе, Амалия! – Он с вожделением покосился на Евину чашку, и та предусмотрительно придвинула ее к себе. – Я читал историю про оборотня! В каком это было веке? Восемнадцатом?
– Девятнадцатом, – улыбнулась Амалия. – Я сварю вам еще кофе. – Она вернулась к плите. – История та в самом деле была страшная и необычная. Сохранились даже кое-какие документальные свидетельства. В кабинете прежнего хозяина стоял стул со следами волчьих когтей на подлокотнике и стол с кровавыми следами от оторванной головы.
– Голову, надо полагать, хозяину оторвал оборотень? – уточнил Елизаров.
– Если верить легенде. Стол куда-то подевался, а стул до сих пор хранится в замке. Его забрал в свой кабинет Антон Палыч. Кстати, он утверждает, что стул до крайности удобный. Антон Палыч у нас мучается радикулитом, и удобство мебели имеет для него первостепенное значение.
– Дурью он мается, а не радикулитом, – хмыкнула тетя Люся, и сразу стало понятно, как она относится к здешнему бухгалтеру.
– Я слышал, около двадцати лет назад на острове случилась какая-то трагедия. – Теперь уже Елизаров неожиданно стал очень серьезным. Наверное, события недалекого прошлого его не забавляли так, как старинные легенды про оборотней.
– Погибли дети, – сказала Амалия, не оборачиваясь. – Воспитанники детдома. Сначала несколько детишек пропало без вести. Искали всем городом. И мы тут тоже искали. Перевернули на острове все, едва ли не под каждый камень заглянули.
– Вы уже тогда жили на острове? – спросил Елизаров.
– Да, я работала в детском доме воспитателем. Вела кружок рукоделия у девочек.
Образ рафинированной и утонченной леди никак не вязался с учительницей рукоделия. Наверное, недоверие это было написано на их с Елизаровым лицах, потому что Амалия снова улыбнулась:
– Жизнь порой бывает непредсказуема. |