Ловец слушал неровное бормотание друга и поражался, какой жесткой несокрушимой волей обладает этот истерзанный ранами, рано состарившийся человек, которого он помнил еще зеленым школяром. Едва очнувшись от наркоза, дом Ивачич заговорил не о себе, не о своей семье, покинутых факториях и торговых делах. Он снова и снова долбил в одну точку, словно узник, пробивающий случайным гвоздем стену темницы. Рахмани никогда не одобрял безумных планов опальной балканской аристократии, но воля Ивачича воистину творила чудеса. Саади подумал, что даже смертельно больной, в беспамятстве, он сумел проникнуть на четвертую твердь, а здесь, пожалуй, сам примется нанимать солдат! Саади в который раз изумлял удивительный сплав хитроумного контрабандиста, утонченного дворянина и бунтаря. И в который раз его сердце колола ревность, поскольку Женщина-гроза выбрала того, кто заведомо шел к пропасти…

— Рахмани, Мячеслав купит стенобитные машины, надо только провести их через канал…

Ловец кивал, а сам мрачнел. Как найти здешний Янтарный канал? И как объяснить разгоряченному полководцу, что здешний губернатор вовсе не жаждет встречи?

— Рахмани, ты помнишь, что ты мне обещал? — Изачич увернулся от цепких объятий хирурга, снова сел и некрепкой рукой вцепился Рахмани в плечо. — Мы обещали друг другу, что выполним последнюю волю того, кто умрет первым. Ты помнишь?

— Да, я помню, — потупился Рахмани.

— Так отведи меня к правителю руссов. Прямо сейчас, после будет поздно, ты сам это знаешь…

В слабом голосе Ивачича звенела сталь. Балканец спустил ноги в пижамных штанах на ледяной цементный пол. Толик Ромашка следил за перепалкой давних друзей, но не понимал, что происходит. Центавру кое-что успел нашептать Снорри. Теперь они оба быстро шептались в углу.

— Брат, почему ты молчишь? — Ивачич, морщась, запахнул халат. — Или ты забыл о нашей клятве? О дьявол, как больно, ммм!..

— Я отвезу тебя, — решился Саади. — Или отнесу на себе. Толик, ты сумеешь мне объяснить, где живет ваш губернатор?

— А этого никто толком не знает, — скорчил кислую мину Аркадий. — Ее охраняют — будь здоров!

— Так ваш правитель — женщина? — Секунду Рахмани колебался. — Возможно, это даже к лучшему. Раз никто не может мне помочь, мы сами ее найдем.

Он нежно поднял исхудавшего друга на руки. Самый отчаянный контрабандист трех миров весил вдвое меньше обычного.

— Оставайтесь здесь, — сурово приказал Рахмани. — Ждите меня двое суток. Вас за это время найдет нюхач. Я обдумал свое решение, другого выхода нет. Если мой кровный брат умрет, то на меня ляжет слишком тяжелая ноша. Я не вправе воевать в чужой войне, но я обещал ему…

— Сдается мне, дом Саади, что ты решил сбежать от меня? — Водомер встал поперек выхода. — Как хочешь, но я пойду за тобой.

— Снорри, я хочу, чтобы ты вернулся домой.

— Куда домой? — грустно спросил Вор из Брезе. — Ты ведь знаешь, что мои подельнички собирались пристрелить меня, а судья обещал сдать в лапы инквизиции? У меня нет дома, дом Саади. На Суматре меня тоже не ждут, мою семью давно разметало по свету. Я пошел за тобой, потому что надеялся найти здесь новый Брезе…

— Я тоже пойду с вами, — уперся Поликрит. — Это моя вина. Из-за меня вы вынуждены погибать в подземелье. Это я не сдержал гнев. Дом Саади, ты не сможешь нести своего друга и одновременно обороняться. Я отвезу вас.

Оба были настроены столь воинственно, что Рахмани прекратил сопротивление. Он уже понял, что никуда от соратников не деться, непременно пойдут следом.