— Это платная конюшня? — спросил я.

Лет, может быть, пятидесяти, он выделялся хорошим сложением.

— Нет, — глянул на нас, затем на наших лошадей. — Однако у меня стоят пустыми несколько денников и загон. В городе вам каждый день в четверть доллара обойдется. Я прокормлю ваш табун за доллар в неделю.

— Идет.

Мы спешились, освободили лошадей от седел и занесли их в помещение. Я вручил хозяину доллар.

— Нам нужен тихий уголок, где остановиться, — сказал я. — Не знаете хорошего места?

— А как же. У Мэри О'Брайен. Ма, мы ее зовем. Прямо по улице, четвертый дом отсюда. Муж у нее пропал на реке, парни уплыли вниз, в Новый Орлеан. Хорошая женщина, и деньги ей не лишние.

Мебели в доме было немного, вся самодельная, кроме огромного старинного комода. Прибрано, чисто — ни пятнышка.

Когда я отметил это, ее голубые глаза блеснули.

— Мистер, мне же делать больше нечего, только наводить порядок. Шью по малости, но такой работы негусто, да и нехитрое оно, мое шитье. Столоваться и комната — по два доллара в неделю за каждого. Понимаю, дороговато выглядит, но в Сент-Луис сейчас народу битком набилось, и цены на продукты подскочили. Представьте себе, сахар до тридцати пяти центов фунт взлетел, а кофе — до пятидесяти!

— Страшная дороговизна, мэм, — согласился я.

Передал ей четыре доллара.

— За первую неделю, — сказал я, — а едоки из нас не ленивые.

— Люблю смотреть, как мужчина уплетает за обе щеки. Душа в теле радуется.

— Теперь скажите мне, миссис О'Брайен, если мне захочется пойти куда-нибудь послушать новости, как такое место найти?

— У Шото. — Она остановилась, переводя взгляд с Жоба на меня. — Ну а если вам такие разговоры интересны, что к нехорошим делам клонятся, то у Пьера, я бы сказала. За углом тут всего несколько шагов, и человек он порядочный.

— Пойдем тогда. Принести вам чего-нибудь, миссис О'Брайен?

— Идите уж. Я тут посижу за чашечкой кофе.

Заведение Пьера переполняли деревянные голые столы и скамейки; у самого же приземистого Пьера доброе брюшко переполняло обрезанные ниже колен штаны, вываливаясь наружу вопреки потугам широкого ремня его укротить.

Кроме означенного Пьера, в заведений было пусто. Пару минут мы болтали по-французски, потом Пьер перешел на английский.

— Скоро единственный язык тут будет. Американской земля наша стала. Когда-то, куда ни глянь, везде французы, хоть вниз по реке, хоть вверх. Теперь нас мало осталось: так, несколько торговцев до охотники.

Сверкнул глазами на Жоба, на меня.

— Жан Даниэль Талон. Хорошее имя. По-моему, был в свое время один Талон, пиратом плавал.

— Был, — холодно подтвердил я, — первый из нашего рода. Пожалуй, лучше нас сумел бы справиться с нашими задачами. Сверху подходит пароход. Раньше «Западный механик» назывался.

— Морской-то змей? — Пьер усмехнулся. — Вот уж он мне нравился! Мне бы такой. Теперь его как прозвали?

Я пожал плечами.

— Мы ехали напрямик, чтобы добраться сюда до него.

Следом обрисовал ему положение, и, когда кончил, он настороженно осмотрелся.

— Я человек честный, так что мне никто ничего не говорит. Но слышу я хорошо, и много чего слышу. Тянется народ в Сент-Луис, уходят в глубь страны и нет их… по нескольку человек зараз, полсотня, может, сотня всего. По слухам, что-то такое затевается, но ведь слухи постоянно ходят. Я ничему этому не верю.