— Нет, — наконец сказала она. — Это из-за школы. Если ты не проведешь две недели под надзором в лечебнице, то это происшествие войдет в твою постоянную характеристику.

— Что пойдет в мою характеристику?

Ее пальцы сжали ткань.

— Это… — Она прервала себя. — Это политика "нулевой терпимости", — тетя Лорен просто выплюнула из себя эти слова с интонацией гораздо более выразительной, чем когда она произносит проклятия.

— Нулевой терпимости? Ты имеешь в виду насилие? Н-н-но я не…

— Я знаю, что ты ничего не сделала. Но им так проще. Ты дралась с учителем. Тебе нужна помощь.

В доме. Для сумасшедших детей.

* * *

Той ночью я просыпалась несколько раз. Проснувшись во второй раз, я увидела, что отец стоит в дверном проеме и наблюдает за мной. В третий — он сидел около кровати. Увидев, что я не сплю, он наклонился и неловко погладил меня по руке.

— Все нормализуется, — пробормотал он. — Все будет в порядке.

Я провалилась обратно в сон.

* * *

На следующее утро мой отец все еще был рядом: с уставшими глазами, более глубокими морщинами вокруг рта — не таким я его помнила. Прилетев из Берлина, он всю ночь бодрствовал около меня.

Не думаю, что папа вообще когда-нибудь хотел детей. Но он никогда не говорил мне этого, даже в гневе. Независимо от того, что тетя Лорен думала о нем, отец делал для меня все, что в его силах. Он просто не знал, как со мной обращаться. Я как щенок, оставленный ему любимым человеком. Он изо всех сил пытался все сделать правильно, хоть и не любит собак.

— Ты перекрасилась, — сказал он, когда я села в кровати.

Я собралась с духом. Когда ты с криком бежишь через всю школу, после того как покрасила волосы в женском туалете, первое, что все говорят — ну, после того как заканчивают с лекциями на тему "воплей на всю школу", это: "что ты сделала?" Красить волосы в школьном туалете определенно ненормально. Это не для таких девушек, как я. А ярко-красные пряди? А прогуливание занятий? Это все просто кричит об умственном расстройстве.

— Тебе нравится? — спросил отец через минуту.

Я кивнула.

Сделав паузу и почесав горло с проступающей щетиной, он неестественно рассмеялся.

— Ну, этот вариант я бы не выбрал, но выглядит неплохо. Главное, чтобы тебе нравилось. Думаю, тетя Лорен уже рассказала тебе о лечебнице. Похоже, она нашла подходящую. Маленькая и частная. Не могу сказать, что я в восторге от этой идеи, но это всего лишь на несколько недель….

* * *

Никто не говорил, что со мной не так. Они заставили меня побеседовать с коллегией докторов, пройти несколько тестов, и я точно могла сказать, что они прекрасно понимали, в чем дело, просто мне не хотели говорить. Это значит дело плохо.

Не впервые я видела людей, которых не существовало в реальности. Именно об этом тетя Лорен и хотела поговорить со мной после школы. Когда я упомянула о сне, она вспомнила, как я обычно рассказывала о людях, живущих в нашем старом подвале. Мои родители считали это проявлением моей творческой жилки, когда, описывая воображаемых друзей, я придумывала им индивидуальные характеры. Затем эти друзья начали настолько пугать меня, что мы переехали.

Даже после этого я иногда "видела" людей. Так что мама купила мне рубиновый кулон и, даря, сказала, что он защитит меня. Папа же считал, что все дело в психологии. Я верила, что кулон действует, он и работал. А теперь это опять произошло. И, на сей раз, никто не называл это проявлением моего бурного воображения.

Они отправляют меня в дом для сумасшедших детей.