|
65, оттянул затвор и дослал патрон в ствол. Как позднее определило расследование криминальной полиции, это было ровно в 16 часов 45 минут. Прежде чем он произвел из этого оружия смертельный выстрел — это тоже было однозначно установлено следственным экспериментом, — прошло еще пятьдесят две минуты. Он выстрелил только в 17 часов 37 минут. Что касалось пистолета, то речь шла о старом, но великолепно содержащемся экземпляре, вычищенном и смазанном, с полной обоймой. Оружие можно было пустить в ход в любой момент.
Первый телефонный звонок был за полчаса перед третьим. Запыхавшись, он ответил. Из трубки раздался звонкий женский голос: — Господин профессор Линдхаут? — Да. — Он сел, все еще задыхаясь, за заваленный книгами, рукописями и бумагами письменный стол. Яркое зимнее солнце падало в комнату. Во второй половине дня 23 февраля 1979 года небо над Веной было безоблачным и водянисто-голубого цвета. Несмотря на солнце, царил леденящий холод. — Говорят из шведского посольства. Соединяю вас с его превосходительством господином послом. И сразу же раздался глубокий и спокойный мужской голос: — Адриан, друг мой… — Да… Кристер… да… — Что с тобой? — В каком смысле? — Ты же с трудом говоришь! — Извини… Я паковал вещи… Мне пришлось бежать сюда из гардеробной. Я старый человек, Кристер… — Не говори чепухи! — Дорогой мой, в апреле мне исполняется шестьдесят пять. — Но в шестьдесят пять люди еще не старые! — А я чувствую себя старым, Кристер, очень старым… — Линдхаут подпер голову с начавшими седеть волосами и постоянным выражением печали на лице свободной рукой, локоть которой покоился на столешнице. Последовала краткая пауза. Затем вновь зазвучал спокойный, оберегающий голос посла: — Ты много пережил и настрадался, Адриан, я знаю… — Это все не то. — А что же? Ты абсолютно здоров! Три недели назад я посылал тебя в Рочестер, в клинику Мэйо. Все данные обследования были великолепны. — Да-да, конечно… — Я не понимаю тебя, Адриан! Что произошло? Если что-то случилось, ты должен сказать мне об этом. Слышишь? Ты должен! Взгляд Линдхаута скользнул в пустоту. «Я никогда не умел лгать», — подумал он и солгал: — Ничего не случилось, Кристер. Я… просто я сегодня не очень хорошо себя чувствую. Погода… эта дрянная, сумасшедшая зима. Это все. Действительно все. Когда вылетает наш самолет? — В девятнадцать пятьдесят, Адриан. А почему ты пакуешь вещи? Где твоя экономка, эта фрау… — Она в постели с гриппом. Со вчерашнего дня. — Я сейчас же пришлю кого-нибудь, кто поможет тебе! — Ни в коем случае, Кристер! Я вполне управлюсь сам. — Линдхаут хохотнул. Это был смех человека, который при самых неблагоприятных обстоятельствах старается не терять самообладания. — Значит, в девятнадцать пятьдесят, да? — «Нужно собраться с силами, — в отчаянии подумал он. — Посол не должен ничего заметить. Ни один человек не должен ничего заметить. Ни здесь, ни в Стокгольме, нигде. Иначе я покойник». — Еще кое-что, Адриан… Он почувствовал, как у него на лбу выступил пот. «Я не должен быть таким пугливым», — подумал он, и спросил: — Что-то еще? — Жан-Клод… — Что с ним? — Он только что мне звонил. — И что же? — Ты знаешь, как он застенчив. |
