Девочке всегда нравилась толпа гостей – мужчины в разноцветных мундирах, женщины в вечерних туалетах и драгоценностях. Она рассказывала Мари о том, кто за кем ухаживал, кто блистал красотой, а кто был «не в лице», на ком было самое ослепительное колье. Это был мир, не имевший себе равных нигде, – мир императорской России. И Зоя, носившая графский титул, состоявшая в родстве с самим государем, чувствовала себя центром этого мира, по праву рождения наслаждаясь его блеском и роскошью. Она и сама жила во дворце, выстроенном как уменьшенная копия Аничкова, она ежедневно общалась с представителями самых громких фамилий русской знати, с людьми, вершившими историю, – и не видела в этом ничего особенного.
– Джой так счастлив теперь, – сказала она, показывая на собачку, возившуюся возле их ног. – Хорошенькие щенки?
– Очень милые, – ответила Мари, чему‑то улыбаясь про себя. – Ну‑ка, подожди… – Она выпустила из рук заплетаемую косу и подбежала к своему столу. Зоя думала, что она достанет из ящика письмо или фотографию наследника, но в руках Мари оказался маленький флакончик, который она с гордостью протянула подруге.
– Что это?
– Это тебе! – И поцеловала Зою в щеку, покуда та с восхищением вертела в руках флакон.
– Маша! Не может быть! Неужели?.. – Она отвинтила крышечку, втянула ноздрями аромат. – Это они?
Да?! – Это и впрямь были любимые духи Мари, которые Зоя выпрашивала у нее уже несколько месяцев. – Где ты их достала?
– Лили привезла мне их из Парижа. Я ведь помню: они тебе нравились. А у меня еще осталось немного в том флакончике, который мама подарила.
Зоя, закрыв глаза, снова понюхала. Как по‑детски невинны, как просты и бесхитростны были удовольствия этих девочек – летом долгие прогулки в Ливадии или игры на яхте, скользившей вдоль фиордов!..
Безмятежность этой жизни не смогла нарушить даже война, хотя иногда речь заходила и о ней. В нескольких шагах отсюда, в Екатерининском дворце, лежали раненные, искалеченные люди. Как жестоко обошлась с ними судьба, не пощадившая, однако, и наследника престола. Его неизлечимая болезнь, постоянно угрожавшая жизни, тоже иногда обсуждалась девочками, но уже совсем в другом, серьезном и Строгом, тоне. За исключением очень узкого круга приближенных, почти никто в России не знал, что Алексей страдает жестоким наследственным недугом – гемофилией.
– Как он? – спросила Зоя. – Я хочу сказать: корь не отразится… на… – Глаза ее были полны тревоги, и она даже отставила флакончик вожделенных духов.
– Нет, – успокоила ее Мари. – Мама говорит, что состояние Ольги тревожит ее сильней.
Ольга была на четыре года старше Мари. Эта уже совсем взрослая девушка отличалась, не в пример Мари и Зое, необыкновенной застенчивостью.
– Как хорошо было сегодня в «классе», – сказала Зоя со вздохом. – Ах, как бы я хотела…
– Ну что? – со смехом перебила ее Мари, знавшая наизусть все затаенные мечты своей подруги. – Чтобы тебя «открыл» Дягилев?
Обе засмеялись, но огонек, вспыхнувший в глазах Зои при упоминании этого имени, разгорелся ярче.
Она вообще была яркой – ослепительные волосы, сияющие глаза, стремительно‑плавные движения. При всей своей кажущейся хрупкости Зоя была полна сил и энергии, готовой вот‑вот выплеснуться через край.
Само ее имя по‑гречески означало «жизнь», и нельзя было удачней назвать эту расцветающую юную женщину.
– Да… – призналась она. – И мадам Настова очень хвалила меня.
Девушки посмотрели друга на друга и подумали об одном и том же – на память обеим пришла Матильда Кшесинская, танцовщица, которая была возлюбленной Николая до его встречи с Алике. |