По его мнению, такого просто не могло быть. Ведь должны же эти кустики на чем-то расти. Не говоря уже о белотелой березке, которая шелестела зеленой кроной едва ли не в самом центре поляны.
– Сказано же, не сворачивать с тропы! – набросилась на неслуха Маша. – Кто вас потом будет оттуда вытаскивать!
Недоверчивый Герман все-таки сделал два шага в сторону поляны и тут же с ужасом отпрыгнул назад, оторопело уставившись на воду, которая мгновенно заполнила оставленные им на мягкой земле следы.
– Как дети прямо, – покачала головой Маша. – Десять минут посидим и снова в путь. До темна мы должны выбраться на твердую землю. Иначе беда.
Наученный горьким опытом Воронин присел на рюкзак в шаге от Маши и попросил у Славки сигарету. Он где-то читал, что гнуса можно отпугнуть дымом. Черта лысого он отпугнул. Воронин закашлялся и бросил недокуренную сигарету на землю. Маша тут же затоптала чуть тлеющий огонек ногой и укоризненно глянула на Германа.
– Так вода ведь кругом, – попробовал он оправдаться.
– Все равно нельзя, – твердо сказала Маша. – Огонь дает жизнь, но он же ее отнимает.
– А скажи мне, красавица, что ты делала в гостях у Останина? – раздраженно спросил Герман, обиженный ее нравоучительным тоном.
– Это который Останин – москвич, что ли? Так меня Василий Иванович попросил к нему зайти. Я ведь снимаю комнату недалеко от гостиницы.
– Зачем?
– Передать записку.
– А что было в той записке?
– Откуда же мне знать? – удивилась Маша. – Я ее не читала.
– А как москвич отреагировал на записку?
– Развернул, нахмурился, хотел выругаться, наверное, но взглянул на меня и сдержался.
– Что еще?
– Угостил меня конфетами. Добрый был дядечка, но какой-то испуганный. Мне так показалось. Он и меня не сразу в комнату пустил, все спрашивал, кто я и откуда. А он действительно умер?
– Умер, – вздохнул Воронин. – Все мы смертны.
– Нет, не все, – возразила Маша. – Он живет уже целую вечность.
– Это ты про Машкиного сына? Ты его видела?
– Нет, не видела, но хотела взглянуть.
– Зачем?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – отрезала Маша и отвернулась от слишком любопытного собеседника.
Оказывается, даже самые загадочные на первый взгляд происшествия имеют самое простое объяснение. Впрочем, Герман, участвовавший за время службы в милиции в раскрытии многих преступлений, знал это по опыту. Выходит, москвич чего-то опасался, и, судя по всему, его опасения не были беспочвенны. Иначе зачем было Васильеву посылать к нему Машу с предостережением? Многое Воронину мог бы рассказать шофер Игорь, который сидел сейчас на тропе рядом со Светланой и настороженно озирался по сторонам. Но, похоже, время для откровенного разговора еще не пришло. Бодрее всех, к удивлению Германа, в их группе, собранной с бору по сосенке, держался Петр Сергеевич. Хотя немалые года и грузноватая фигура вроде бы характеризовали его как никуда не годного ходока, но, судя по всему, этот человек был привычен к лесу, и марш-бросок в три десятка километров практически на нем не отразился.
– Пора, – сказала Маша, поднимаясь на ноги. – Нам не так уж много осталось пройти.
Тем не менее шли еще почти четыре часа. Порой под ногами начинала хлюпать вода, и тогда строгая Маша оборачивалась и призывала вконец измотавшихся путешественников идти след в след.
На исходе дня начал сдавать даже неутомимый Петр Сергеевич. Воронин беспокоился за Светлану, но та шла по узкой лесной тропе как заведенная. |