Мы пожали друг другу руки.

— Передай Байше мою благодарность, — сказал я.

Пойтрас снова кивнул.

Я снял скобу и направился к двери. Медсестра, на которую я положил глаз, уходила вместе с высоким черным санитаром, похожим на баскетболиста Джулиуса Ирвинга. Симпатичный. С аккуратными усиками. Он сказал что-то смешное, и она рассмеялась. Чтоб он сдох.

— Гончий Пес, — сказал Пойтрас.

Я остановился.

— По крайней мере, Дюран не откупился. Это уже что-то.

— Конечно.

39

Эллен и Перри Лэнг сидели за большим столом в задней части кафе. Я подошел к ним, положил здоровую руку на плечо Эллен и сказал:

— Пойдем. Пришло время возвращаться домой.

Она молча посмотрела на меня, а потом кивнула. Эллен успела смыть с лица помаду, и теперь ее кожа стала розовой и гладкой.

— Мне нужно забрать вещи, которые я оставила у тебя в доме.

Мы уселись в «чероки» Пайка, который оставался под присмотром полицейских, и покатили по Фэрфакс на запад, а потом свернули на север, по Лорел, и стали подниматься в горы. Было уже почти шесть, когда мы подъехали к моему дому. Тучи над вершинами разошлись, воздух стал прохладным и свежим. Хорошо. Краснокрылый коршун парил над каньоном. Я видел, как он смотрел вниз, надеясь найти добычу.

Когда Эллен вышла из джипа, Перри последовал за ней. Он заставил ее сесть с ним на заднем сиденье и теперь не собирался расставаться с матерью.

Кот сидел и ждал посреди комнаты. Он зашипел, увидев Перри, опустил уши и забрался под диван. Приветливый хозяин.

Пока Эллен и Перри оставались наверху, я сходил на кухню, выпил два стакана воды, потом позвонил в больницу, чтобы узнать, как дела у Пайка. Мне сказали, что он в операционной, что его состояние серьезное, но стабильное и что прогнозы на будущее весьма оптимистичны. Он поправится. Я поблагодарил и повесил трубку.

Когда Эллен и Перри спустились вниз, она держала в руках сумку, которую я принес из ее дома. Эллен сняла мою футболку и грязные джинсы, переодевшись в симпатичную розовую блузку и светлые брюки. Пайк был прав. Через год она забудет запах пороха и боевую раскраску на своем лице. На нижней площадке Перри Лэнг спросил у Эллен про отца.

Она побледнела и посмотрела на меня, но я не стал принимать решение за нее. Она должна поступить так, как считает нужным. Эллен взяла Перри за руку, отвела в гостиную, усадила на диван и сказала мальчику, что его отец мертв.

Они долго сидели рядом. Перри поплакал, потом успокоился, снова расплакался; кончилось тем, что он заснул на коленях у Эллен. Без десяти восемь Эллен сказала:

— Теперь мы можем идти.

Она встала вместе со своим девятилетним сыном на руках.

Мы уложили всхлипывающего во сне мальчика на заднее сиденье «чероки» и отправились в Энсино. Спустились с холмов в долину, где в свежем после дождя воздухе, словно кристаллы самоцветов, ярко горели фонари. И даже лучше. Казалось, звезды упали с небес, чтобы украсить пустыню.

— Я смогу это сделать, — сказала она.

— Да.

— Я смогу все пережить, смогу двигаться дальше, возможно, я вернусь в школу.

— Никогда в этом не сомневался.

Она посмотрела на меня.

— Я не отступлю.

Я кивнул.

— Никогда, — добавила Эллен.

Я съехал с автострады, и мы покатили по прохладным тихим улицам Энсино к дому Джанет Саймон. Он был ярко освещен как изнутри, так и снаружи. Старшая дочь Синди прошла мимо окна, когда мы остановились на противоположной стороне улицы.

— Ты хочешь, чтобы я остался с тобой, когда ты будешь им все рассказывать? — спросил я.

Она сидела, молча покусывая губу, и смотрела на дом.