Так что, не разгружаясь, я направился к деду с бабкой. Живут они далековато, но за сорок минут обернулся. Дольше ждал, пока они одевались.

Когда я возвратился и загнал машину во двор через гостеприимно распахнутые отцом ворота и заглушил двигатель, то выбираясь из салона, чтобы помочь бабушке, услышал невдалеке, как будто сухо треснула палка.

— Наган, — уверенно определил отец, прислушавшись.

— Он, — подтвердил стоявший у открытых дверей машины дед.

Почти сразу послышался звук, как будто провели палкой по штакетнику забора. Это была длинная автоматная очередь. Причем бил «калаш», уж я-то ни с кем его не спутаю.

Это послужило как будто спусковым крючком, зачастили выстрелы пистолетов, по звуку семи — восьми, которые перекрывали басовитые голоса двух автоматов. По звуку легко определялись обычные Макаровы, но изредка хлопал уже знакомый наган, который и открыл этот сезон охоты.

— В дом, всех в подвал! — скомандовал я. — Калаши работают, им наши стены — что бумага.

В это время на улице грохнула граната и почти сразу вторая. Замолк один автомат, да и второй бил короткими очередями, надолго для боя прерываясь, а вот пистолеты продолжали щелкать интенсивно. Пару раз над головой свистнули шальные пули-дуры, но и без них было понятно, что огонь ведут не по нам.

Отец с дедом и бабушкой скрылись в доме, а я, достав из кармана один из своих неучтённых наганов, что хранился с тех пор, когда я его дернул из общака-схрона Гоши Музыканта, взвел курок.

— Вот блин, — пробормотал я, заметив, что тонкий поначалу дымок превращается в куда более плотный. Похоже, начинал гореть чей-то дом, но стрельба, несмотря на это, продолжалась. — Надо было оставить тут дочек и ехать в другое место, привел беду в дом… на улицу… в город. Вот блин!

В это время скрипнула дверь дома, и выглянул отец с двустволкой. Оружие было рабочим, я знал что, несмотря на отсутствие одной ноги, отец увлекается охотой. Вернее, его пару раз попросили свозить на охоту, когда у него появилась машина, а что ему там дожидаться их, тоже купил и как-то пристрастился. Мне, вон, с оказией как-то утку копченую привезли. Очень неплохо, нам понравилось.

— Укройся, — махнул я рукой и, держа наготове револьвер, подбежал к дому, где к нему подходил высокий дощатый забор, и, ухватившись за перекладину в углу, выглянул наружу, быстро охватив взглядом улицу.

Первыми привлекли внимание, можно сказать бросились в глаза, двое бегущих по улице парней с пистолетами в руках. Причем знакомых парней: один был тот, что ходил в дембельской шинели, полы которой при беге обвивалась вокруг ног парня. Табельное оружие подуспокоило меня, но я всё равно с подозрением проследил, как они пробежали мимо в сторону стрельбы.

Бежали они с той стороны, где находился магазин, в противоположный конец, к выезду с улицы. Вот там я определился, что и как. Было видно «Победу» с распахнутыми дверями, уткнувшуюся в забор, и лежащее рядом тело. Не совсем понятно на таком расстоянии, но, кажется, лобового и части других стекол не было в наличии, что указывало, что по ней изрядно постреляли.

Теперь стало понятно, что горело. Это сарай разгорался у углового дома, где и шла стрельба. Но там уже плохо было видно, далековато. Ладно, хоть улица прямая, отсюда всё видно.

Тут я заметил, что пробежавшие мимо парни, уже удалившиеся метров на двести, метнулись в разные стороны, и если один укрылся у забора рядом с кучей промёрзших чурбаков, то второй споткнулся, сделал несколько неуверенных шагов и, выронив пистолет, мягко повалился на укатанную дорогу.

Из-за заборов и ворот выглядывали те жители, что были дома. Двое пацанов стояли у открытых ворот дома напротив и, открыв рот, наблюдали за пожаром и стрельбой.