На меня она глянула мельком, вполне возможно приняла за студента-практиканта, хотя сейчас как раз был не сезон. Когда девушка скрылась в другой палате — проводить процедуры — я еще раз внимательно осмотрелся: может, наблюдатель укрыт среди больных — и скользнул в палату Турнье.

Несомненно, это был именно он. Бледное лицо, полузакрытые глаза. Да и описание полностью соответствует.

— Ну, здравствуй, хрен горбатый, — пробормотал я и, прикрыв дверь, направился к британцу.

Поворачиваясь на пятках, я невольно заскрипел резиновой подошвой ботинок, отчего засыпающий после процедур больной проснулся и с недоумением наблюдал, как я, подойдя к нему, убрал тревожную кнопку вызова медсестры. Взгляд стал тревожнее. Достаточно быстро обыскав палату, я… не нашел ни одного микрофона.

— Не успели оборудовать, — тихо произнес британец и слабо улыбнулся.

— Узнал? — поинтересовался я. Подойдя к койке, присел на стул. — Можете говорить по-английски. Ваш русский, конечно, неплох, но не нужно напрягаться. Так вам будет легче.

Взяв его руку, я стал отслеживать пульс и состояние больного. Видимо, операция прошла тяжело. Состояние Турнье было не ахти. Я бы сказал, ближе к тяжелому.

— Копию твоего личного дела отправил по назначению. Конечно же, я… — отдышавшись, британец продолжил: — Я изучил его.

— Да?.. — задумавшись, я спросил: — Что за операция у вас была? Для аппендэктомии вы плохо выглядите.

— Язва. Мне ушили прободную язву.

— Понятно. Тянуть не будем. Как вы понимаете, я пришел задать вопросы и хочу получить на них ответы.

— Удачный момент выбрали, — снова усмехнулся британец.

— Смотря с какой стороны смотреть. Я очень рискую, находясь у вас в палате. Вы же понимаете, что без ответов я не уйду. Мы с вами профессионалы, могу обещать, что уйдете легко, но я должен знать всё. Даже в таком состоянии я вас могу допросить, хотя вы от этого можете умереть. Но вы не волнуйтесь, я смогу запустить ваше сердце, по этой дисциплине у меня высший балл в институте. Так что? — поинтересовался я.

Британец несколько секунд задумчиво смотрел на меня, потом устало прикрыл глаза и тихо произнес:

— Как-то нет желания открывать душу. Или у тебя есть, чем уговорить меня?

— Конечно, есть, — криво усмехнулся я. — Крисс много рассказал о тебе…

Турнье знал намного больше Крисса, так что будь у меня больше времени, я бы получил куда больше информации. Но сведения о себе я добыл в полном объеме. Британец не стал ничего скрывать, и рассказывал с такими грязными подробностями, что пальцы невольно белели, когда я сжимал карандаш, слушая его. Чудо, что тот выдержал и не переломился. По остальному я пробежался поверхностно: агенты, которых он курировал и места схронов.

Мне повезло: за час, что я сидел у Турнье, медсестра так и не заглянула в палату. По инструкции, она это должна была делать каждые полтора часа. Тихий час. Небось, чаи гоняет в процедурке с дежурным врачом. Знаем, плавали.

Закончив с этим, я осторожно нажал на одну точку и пережал другую. Радужная оболочка глаза британца посветлела, и из глаз ушла жизнь. Проверив пульс, я встал, убрал блокнот в карман брюк и, приняв деловитый вид, вышел из палаты. Пройдя мимо поста (как я уже говорил, был тихий час, и медперсонал отдыхал), вышел из отделения и поспешил вниз. Быстро переоблачившись в обычного советского гражданина, я, на ходу застегивая дублёнку, покинул больничный корпус, а потом и территорию больницы.