Степан Никифорович уехал сопровождать раненую, не забыв свои вещи из автобуса, которые ему принес водитель. А я стал собирать инструмент, убирая его в чемоданчик.

— Весь измарался, — сочувственно сказал сержант, поглядывая, как водители-добровольцы, используя ведра и лопаты, закидывают все еще дымящуюся машину землей и песком. Воды рядом не было.

— Да ничего, у меня в машине канистра с водой, отмоюсь и переоденусь. А одежда на выброс, уже не отстираешь… — щелкнув запорами чемоданчика, я спросил: — Что там с этим лихачом?

— Сгорел, так и не смогли вытащить.

— Он что, живой был? — удивился я.

— Да, когда мы подъехали, еще кричал. Потом замолк. Бак, похоже, полный был, вытекать начал, ну и полыхнуло, — обернувшись, добавил: — Всё еще потушить не могут, машину почти надвое разорвало, а всё еще горит. Думаю, в багажнике канистры были с бензином.

— Наверное, пьяный был, раз так гнал. У меня на глазах чуть в полный автобус на обгоне не врезался. Думал догнать да морду набить.

— Теперь уже не узнаем, пьяный он был или нет, — вздохнул сержант.

— Это да. Кстати, похоже, не простой человечек был.

— Почему вы так решили? — заинтересовался сержант.

— Он меня в гору на сотне обошел, и это на «Победе». Не родной движок там стоит, будь уверен.

— Товарищ лейтенант записал госномера машины и отправит телеграфом данные по погибшему, так и узнаем.

— Ну, это ваши дела.

Развернувшись, я направился обратно к машине. Поставив слегка перепачканный чемоданчик рядом с багажником, я нашел канистру и позвал деда. Нисколько не стесняясь, я разделся до трусов и, бросив испорченную одежду под ноги, велел, наклоняясь:

— Лей.

Почти сразу на спину полилась слегка теплая вода, что я набрал перед выездом. Наблюдая, как по каменистой обочине, пузырясь, течет розоватая вода, я мысленно костерил лихача-полудурка. Мало того что свою жизнь сгубил, так поломал еще двоим. Одному навсегда, другой — даже не знаю.

— Хватит. Чистый уже, — сказал дед, опуская канистру. — В одежде вещи какие есть?

— Мелочь только. Документы под козырьком в машине, — отряхиваясь от капель, ответил я. После чего взял рубаху и, намочив часть, где она была чистой от брызг крови, отмыл чемоданчик-аптечку.

Достав из чемодана свои вещи, я переоделся в шорты и футболку с рукавами. Подобрав испорченную одежду, выгреб всё из кармана и зашвырнул ее подальше в кусты.

— Садись, сейчас поедем, — велел я деду, который убирал канистру в багажник.

Перебежав дорогу шлепая сандалиями (обувь я тоже отмыл), подошел к сержанту и спросил:

— Я тут нужен?

— Да нет. Огонь стихает, вон уже и дымит меньше. Спасибо за помощь, — козырнул он, после чего протянул руку.

Пожав ее, я ответил:

— Не за что. Всего хорошего.

Вернувшись в машину, я запустил успевший слегка остыть мотор и сказал гагаринское:

— Поехали.

Как ни странно, но успели мы вовремя. Хотя начало темнеть, но мы уже въехали в город и остановились у гостиницы, где были заранее забронированы номера.

Быстро оформившись, я перетаскал вещи и, искупав дочек после дороги, заставил их поесть, потом сам принял душ и через полчаса уложил их спать.

Утром, пока мои завтракали в столовой рядом с гостиницей, съездил в аптеку и обновил запас лекарств почти всех видов, что использовал (в дороге может пригодиться, как я убедился), даже перевязочный материал закупил и два жгута. Тот, что у меня был, уехал вместе с пострадавшей девушкой.