Офицеры ордена не спешили платить за похищенного генерала и, видимо, потом кто‑то намекнул Хемису на это обстоятельство, сыгравшее немаловажную роль в дальнейшей судьбе Алфиоса. Во всяком случае, именно Алфиос спас жизнь Хемису, воспользовавшись своими связями с преступным миром Фирдана, и, кроме того, захватил похитителей. Все они бесследно исчезли еще до встречи с генералом в тюрьме ордена, а Хемис, человек строгих правил и, наверное, немного наивный, проложил Алфиосу путь к унаследованию своего положения. Конечно, последовавшая вскоре смерть Хемиса могла вызвать кое‑какие сомнения у непредвзятого наблюдателя, но, если бы таковой и нашелся, он счел бы смертельно опасным искать подтверждение своим подозрениям…

Люгер остановился перед крайней нишей, в которой находилась только одна восковая фигурка, заключенная в сложный многоугольник, обозначенный на камне золой. Он увидел, что у фигурки нет лица. Что‑то неодолимо притягивало к ней его внимание. Потом он понял, почему так заинтересовался ею. Фигурка была раскрашена в цвета его рода… Стервятник долго стоял, испытывая почти детский страх перед тьмой, клубившейся в углах склепа. У него почти не было сомнений в том, что восковая скульптура изображает не его, но тогда кого же? Слот смотрел на нее, запоминая пропорции, форму головы, тщательно изображенную одежду, давно вышедшую из моды… Потом он протянул к фигурке руку, но пальцы наткнулись на невидимую преграду, твердую, как сталь. Люгер выругался и почувствовал, что горячий воск, стекавший со свечи, коснулся его кожи…

8. ЛОЖЕ ЛЮБВИ

Он установил свечу на полу, сел на крышку ближайшего саркофага и попытался изменить ситуацию, пользуясь техникой, заимствованной у Алфиоса.

Постепенно его ум освободился от изматывающих и бесплодных мыслей, блуждавших в лабиринте, из которого не существовало выхода. Сознание стало похожим на абсолютно прозрачное пространство, а в глубине его лежала бесконечно тонкая преграда, как дно безбрежного океана. Эта преграда пахла враждебностью и вечным пленом. Опускаясь все ниже и ниже, он оказался перед нею и ему показалось, что он нашел место, где зарождаются его собственные мысли и, одновременно, самые черные сны. Они приходили из‑за преграды, вздуваясь на ней гигантскими пузырями, и, оторвавшись, всплывали кверху… Ему удалось воспрепятствовать их рождению и тогда он увидел, что на самом деле они приходят извне и у него вообще никогда не было СВОИХ мыслей…

Так он достиг полного безмолвия и непогрешимой ясности. Иногда в этом состоянии он начинал действовать, – без сомнений и оглядки, так, словно его направляла высшая сила, проводником которой он был и которой полностью вверял свое слепое существо. Тогда он действовал с удивительным совершенством, пока разум его оставался безмолвным, но поддерживать это состояние ему удавалось нечасто и очень недолго.

Теперь его разрушила такая мелочь, как тоскливый вой Газеуса, донесшийся снаружи. Люгер снова был пойман в ловушку непрерывно метавшихся и, в общем‑то, однообразных мыслей, однако ему показалось, что он успел получить подсказку или хотя бы намек на подсказку.

Намек содержался в мимолетном видении, в котором он занимался любовью с женщиной на чьей‑то могиле… Каким‑то образом это должно было многое изменить. Люгер был существом, почти начисто лишенным предрассудков, но все же такая любовь в месте мертвых показалась ему противоестественной и чуть ли не кощунственной. Потом Слот понял, что видение в мелочах совпадало с его собственными затаенными желаниями. Кроме того, он привык доверять даже самым странным и нелепым посланиям, полученным в состоянии незамутненного ума и безмолвствующего рассудка.