Изменить размер шрифта - +
Воздух был прожарен, как в автоклаве, из него, кажется, выжали весь кислород. Кодзев пересек вестибюль, стал подниматься по лестнице, не успел одолеть и одного марша — голову в висках как сжало.

По лестнице навстречу спускался молодой парень с портфелем и громадным чемоданом в руках. Чемодан, видимо, был тяжел соответственно размерам — парня так и перекрутило в его сторону.

Кодзев прижался к перилам, пропуская, тот прошел, Кодзев стал подниматься дальше, и тут парень окликнул снизу:

— Простите, а вы не из медбригады?

Кодзев обернулся. Шофер из лесопункта, мелькнула мысль. Приехал уже, стоит где-то, ищет их…

— Из нее, — сказал он.

— Очень приятно. — Парень, улыбаясь, развернул чемодан вдоль ступеньки, поставил и шагнул наверх. — Кодзев, да?

— Точно, — согласился Кодзев. И окончательно уверился: из лесопункта. — А вы нас ищете? Шофер?

Но парень оказался корреспондентом областной молодежной газеты. Правда, он и в самом деле искал их бригаду — приехал писать о них в газету.

Кодзев почувствовал досаду на себя. Конечно, какой шофер, по виду ясно. Да и по речи.

— Да ну что вы, ничего, пустяки, — заторопился парень прервать его извинения. — А мне в краевом штабе обрисовали вас. Говорят, бригадиром Кодзев такой, узнать легко: усы и бородка.

Ему было года двадцать два, двадцать три, моложе, пожалуй, даже Воробьева, но в том, как говорил, сыпля скороговоркой, однако и с достоинством вместе с тем, как держал, представляясь Кодзеву, руку, не отпуская много дольше, чем требовалось для приветствия, как, наконец, улыбался, и открыто вроде и просто, а и с затаенным, оценивающим приглядом, — чувствовалось во всем этом что-то профессионально-умелое, ласково-обволакивающее и по-мертвому цепкое.

— А я прилетел, сразу же сюда, очень боялся, что вы приехали и уже уехали, — объяснялся парень, — пошел узнавать, и мне говорят: вы где-то в тени тут сидите…

— Да, сидим. — Кодзев, ответно улыбаясь парню, высчитывал, хорошо это или плохо — корреспондент. К чему это? Но вроде ни к чему плохому не могло. Ездили себе и ездили, что было прошено, то и делали: производили профосмотры всего населения от мала до велика. Не на высшем, конечно, уровне, так откуда высший и взять: какое у них оборудование, походное, самый минимум. Нет, к плохому вроде не должно. Если только жалобу кто послал. Мог кто-нибудь и жалобу. Почему нет. — Вы подождите меня немного, — попросил он парня. — Я как раз узнавать иду, скоро ли мы уедем. А то с одиннадцати утра сидим уже.

— До вечера сидеть, — сказал парень. — Можете не ходить, только что мне сообщили. Там у них свободного автобуса нет, куда вы ехать должны. Привезет из леса со смены и тогда за вами поедет.

— Тогда? — Кодзев и не представлял себе, что это так может его расстроить. До поселка, куда они должны были ехать, отсюда сто пятьдесят километров, смена заканчивается в четыре, пока автобус привезет лесорубов в поселок, пока выедет, пока доедет… Раньше десяти нечего ждать. И снова, выходит, ехать ночью.

Была, правда, во всем происшедшем и маленькая радость: не подниматься наверх, не болтаться в этой духоте по кабинетам, ища того, кто мог бы более или менее путно ответить на вопрос.

А видно, вымотался, подумал Кодзев, когда вновь проходил входную дверь, остановившись подержать ее открытой, чтобы корреспондент мог со своим чемоданом вытолкаться наружу. Устал, видно. С чего иначе так дергаться от всего: что Кошечкина с Воробьевым пропали, что Дашниани с Лилей того и гляди расцапаются, что сидеть здесь, ждать автобуса еще пять часов? Как будто не так все с самого начала.

Быстрый переход