– Какое воспитание получили вы, мадам? По вашему мнению, единственная вещь, которая может удержать мужа у порога брачной комнаты, это пьянство? Где, к дьяволу, учили вас хорошим манерам?

– Что вам за дело до моего воспитания? – воскликнула уязвленная смехом американца девушка. – Скажите только, что случилось с Франсисом, и убирайтесь!

Язон сделал гримасу и закусил губу.

– Очевидно, гостеприимство не является одной из ваших добродетелей? Однако то, что я должен вам сказать, потребует немало времени… и усилий. Вы позволите?

Поклонившись с явной иронией, он уселся в объемистое кресло, стоявшее у камина, вытянул перед собой длинные ноги в сапогах, затем поднял глаза на девушку.

Стоя у изголовья кровати со скрещенными на груди руками, она боролась с растущей яростью, превратившей ее глаза в сверкающие изумруды. Какое-то время пришелец задумчиво смотрел на нее, не находя слов перед этой цветущей юностью, возможно, из-за чего-то более волнующего, тайного… Эта девушка обладала грацией чистокровного животного, смягченной теплом женственности, которая затронула самые сокровенные струны души американца. Он вспомнил, также не без удовольствия, то очаровательное мимолетное зрелище, которое она ему подарила только что, когда открыла дверь. Но чем дольше он смотрел на нее, тем больше поднимался в нем гнев против Франсиса Кранмера и против самого себя, попавшего из-за их обоюдных промахов в невозможное положение.

Тем временем его безмолвный экзамен вывел из себя Марианну, и ее терпение лопнуло.

– Сударь, – бросила она горячо, – если вы не покинете немедленно мою комнату, вы будете выброшены отсюда, если не моим мужем, раз вы говорите, что он не придет, то моими людьми.

– На вашем месте я бы этого не делал. Мы и так уже: вы, ваш супруг и ваш покорный слуга – попали в достаточно деликатную ситуацию, чтобы добавлять к ней еще и ночной скандал. Предоставьте вашим людям спокойно спать и выслушайте меня. Сядьте, пожалуйста, в то кресло. Я уже говорил, что нам надо побеседовать со всей серьезностью, и я прошу вас терпеливо выслушать меня.

Все следы насмешки исчезли с его лица. Во взгляде синих глаз моряка появилась каменная тяжесть. Он распорядился, и Марианна машинально послушалась его. Она подошла к креслу и села, заставляя себя успокоиться. Ее инстинкт подсказывал, что произошло что-то, что потребует от нее полного контроля над всеми ее чувствами. Она глубоко вздохнула.

– Я слушаю вас, – сказала она холодно. – Но будьте кратки! Я устала.

– Не похоже. Послушайте, леди Кранмер, – он сознательно делал акцент на имени, – то, что вы узнаете, может быть, покажется вам странным, но я считаю вас способной встретить, не дрогнув, некоторые обстоятельства… весьма неожиданные.

– Слишком любезно! Откуда у вас такое хорошее мнение обо мне? – спросила с насмешкой Марианна, пытавшаяся скрыть под принужденной иронией растущее беспокойство.

К чему все-таки клонит этот человек?

– Благодаря тому, что веду суровую жизнь, я научился определять достоинства любого существа, – сухо ответил Бофор.

– Тогда оставьте разглагольствования и идите прямо к цели. Что вы хотите мне сообщить?

– Извольте. Мы с вашим мужем играли этим вечером.

– В вист? Я знаю… и несколько часов, мне кажется.

– Действительно. Мы играли, и Франсис проиграл!

Гримаса презрения появилась на прекрасных губах девушки. Она поняла, куда клонит американец. Только это? Просто разговор о деньгах…

– Я не понимаю, почему это касается меня.