Он хотел сказать, что она дорога ему вся, до последнего кусочка кожи. Надеялся, что она этому рада. Жаркий запах женщины обвивал его. Ее ноги чуть дрожали, а тело боялось идти навстречу ему.

Она жалобно застонала. Он осторожно коснулся мягких волос внизу живота, обдавая их дыханием нежности. Леда пыталась вырваться из его объятий, но он не отпускал ее. Никогда еще он не испытывал ничего подобного. Ощущение их близости. Ее запах, способный высечь огонь.

Он целовал ее. Нежно, очень нежно. Его рот коснулся нежного шелка волос. Тело ее безмолвно протестовало. Но нет, он уже не мог остановиться. Никакая сила не могла заставить его остановиться, отказаться от счастья ласкать ее. Он трогал нежную кожу — там, где она убегала под шелк волос. Каждый раз, когда его язык пересекал ее живот, она вздрагивала, ее руки пытались оттолкнуть его.

Она издала звук боли и восторга. Сэмьюэл коснулся того места, которое так отзывалось на его ласку, еще и еще раз. Леда обняла его за плечи и уткнулась головой в его грудь.

— О, сэр! — слабо вскрикнула она. Обвилась вокруг него, щекой прижавшись к груди. Он чувствовал ее обнаженную плоть, каждый мускул, хрупкую нежность женщины. Она застонала, подчиняясь его вторжению. Он закрыл глаза, блаженствуя, его тело шло навстречу ее сладости.

Она прижалась к нему, вся нежная, горячая, но все же напряженная. Она вскрикнула — о, этот крик женщины! Удивленная сама себе, она почувствовала, что ее бедра ищут его близости, ее тело сливается с его телом в едином чувственном ритме.

Его сердце готово было взорваться, невыразимое удовольствие затопило Сэмьюэла, когда дрожащая, побежденная и непобедимая плоть стала и его частью.

Все, о чем говорила ей леди Тэсс — не пригодилось. Леде казалось, что ее обнимают, обнимают все ее существо. Словно она дитя в сильных руках. Она чувствовала боль — там, где он был в ней. Словно на руку взрослого была надета детская перчатка.

Единственное, что вспомнилось из слов леди Тэсс — это упоминание о тепле, горячий камень приложили к коже. Но никто не сказал ей о сильных чувствах, о пронизывающем потоке отчаяния и радости.

Леда вспомнила дразнящие глаза леди Тэсс: та все знала. Но разве стоило даже пытаться об этом рассказать? О том, что чувствуешь, когда обнаженная плоть касается обнаженной плоти? О том, как желание не отпускает мужчину, а он не в силах отпустить женщину?

Сэмьюэл глубоко вздохнул. Склонил голову.

— Я не мог справиться с собой, — прошептал он виновато.

— Это все не так ужасно… Теперь… Его дыхание стало более тяжелым, замедленным. Его одолевала дремота. Леда же не хотела спать. Она чувствовала легкость на сердце, которую не ощущала уже в течение многих недель.

— Вам надо лечь и уснуть, сэр… Он поднял глаза.

— Сэр, пожалуйста, предоставьте все мне.

Она коснулась его воротника.

Но Сэмыоэл обвил руками ее плечи и поцеловал в губы. И в этом поцелуе ощущались запах земли после дождя, морской ветер — соленый, но ласковый. И будоражащий.

Внезапно он поднял ее так, как будто она была легче пуха.

— О, — только и сказала Леда, когда он поставил ее вновь на ноги.

Леда встала на колени и собрала свою одежду. Кое-как завернулась в нее. Одетая — более или менее — она почувствовала себя хозяйкой положения.

— Дорогой сэр, я полагаю, что этот день был крайне утомительным. Хотя я не устала. Даже — наоборот. Разрешите мне помочь вам раздеться, я отдам ваше платье в чистку, прежде чем лягу спать.

Босыми ногами ступая по ковру, она подошла к нему и начала развязывать галстук.

— Ты не должна этого делать, — сказал он.