— Если вы не преступник, то зачем вам воровать все эти мечи и прочее?

Несколько секунд он молчал, затем потер подбородок и сказал:

— Не могу найти слов, чтобы поточнее вам это объяснить.

— «Кража» — весьма подходящее слово, по-моему.

— Вы ошибаетесь, — он не мигая смотрел ей в глаза.

— Ошибаюсь, — повторила она скептически. Он сложил пальцы в кулак, затем разжал руку, как будто бы горсть таила в себе объяснение.

— Обман и честность. Такт и уловка. Слабость и сила. Добро и зло. Хитрость. Все это вместе.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Он посмотрел на нее взглядом терпеливого учителя, объясняющего что-то тугодуму-ребенку.

— Я объясняю вам свои намерения. Вы спросили, почему я беру чужое.

Неудивительно, что миссис Миртл всегда предупреждала Леду относительно опасности мужчин.

Ладно. Боюсь, что я не умею разгадывать восточные ребусы. Возможно, вы объясните мне, какие «законные» дела вы имели в виду?

— В основном, кораблестроение. Я помогаю лорду и леди Эшданд в управлении компании «Арктурус», а также у меня есть свое собственное дело «Кайпа»: кораблестроение и транспортировка грузов. У меня также есть деревянная мельница на побережье Северной Америки. Есть акции компаний, занимающихся сахаром и хлопком, акции банков. Занимаюсь еще морскими страховками. — Он улыбнулся. — Вы верите мне?

— Я не знаю.

— Конечно, я мог бы все это придумать. «Кай-па» — значит «вздымающееся море» по-гавайски. «Арктурус» — название чайного судна, которое дядя лорда Эшланд построил в 1849 году. Лорд Эшланд переименовал его в «Ар-канум». Но, возможно, все это неправда, а я всего лишь ловкий и хитрый лжец.

— Я начинаю верить.

— Можно отвечать на ваши вопросы еще тысячу лет, но вы так и не найдете разгадку, кто я на самом деле.

— Что я знаю наверняка, мистер Джерард, так это то, что вы самая уникальная личность, с которой я когда-либо была знакома.

Он смотрел на нее, и его глаза отливали серебром — так поблескивала бы луна в ветряную облачную ночь. Медленно он покачал головой и сказал:

— То, что вы узнали, — это правда.

10

Гавайи, 1872

Дожен никогда не учил его петь. И вообще ничему его не учил, кроме японского языка. И сам никогда не пел, только отдавал приказы: заниматься, исправлять ошибки, колоть дрова, перенести тяжелую корзину с карпами от рыбного пруда в какой-нибудь отдаленный дом, где их даже не заказывали. Часто Дожен мог пожелать нечто странное: цветок с ветки дерева, до которого Сэмми не мог дотянуться, камень с самого высокого утеса Бриллиантовой гряды, перо птицы, которая гнездилась в зарослях ланая.

Что касается цветов и камней, то их можно было достать: мальчик научился прыгать, лазить по скалам и деревьям. По субботам он отправлялся с Доженом на Бриллиантовую гряду. Десять миль туда и оттуда, без передышки. Дожен небрежно принимал эти с трудом добываемые призы, чуть кивнув головой, и опускал их в воду в черном кувшине, что стоял возле Сэмми за столом. Когда обед заканчивался, мальчик относил кувшин в свою комнату, ставил его на пол и, заняв свое место в постели, смотрел в воду, пытаясь понять, почему Дожен пожелал именно этот Предмет. Но что касается пера, то здесь все было непросто. Сэмми следил за птицей и ее гнездом часами. Узнавал, что она ест, где приземляется. Из беседы с гавайцами выяснил, как лучше сделать ловушку, и растянул сеть между ветвей.

Когда птица попалась, он осторожно вынул перо из ее хвоста, а потом отпустил.

Дожен принял перо молча.