— Нет нужды мне помогать, если вам это не нравится, — сказала она лукаво. — Но все же это приятное развлечение.

Он ничего не сказал. Просто стоял и смотрел на ее губы, когда она слизывала тягучее пятнышко на мизинце. Когца он встретил ее взгляд, его лицо стало строгим, без тени улыбки.

— Удобно разливать вино вдвоем, — объяснила она. Опустила воронку в пустую бутылку, двумя руками подняла баул с ликером, но без помощи другого человека, который подержал бы бутыль, она не могла наклонить свою ношу на край воронки.

— Не так уж и трудно, — сказала она, глядя на него с надеждой. — Вы просто подержите бутыль?

Он подошел сзади и взял бутыль у нее одной рукой.

— Держите это, — кивнул он на бутыль.

Леда обхватила пальцами стеклянное горлышко перед собой. Он стоял совсем близко от нее, поднимая глиняный тяжелый баул, наполненный ликером. Он наклонился еще ближе, направляя струю жидкости, пока вино не заполнило сосуд.

Леда отодвинула наполненную бутыль в сторону и воткнула воронку в следующую. Было так приятно, что он рядом. Она вдохнула наполненный запахом бренди воздух и глубоко вздохнула. Он налил еще вина, склонившись близко к ее плечу.

Бутыль была наполнена до краев. Леда прикрыла глаза с чувством усталости и удовлетворения. Она прислонилась к нему спиной. И это было так надежно, в то время как все вокруг кружилось.

Она вспомнила, что точно так стояли леди Тэсс с лордом Эшли. Это было приятно, в самом деле, только мистер Джерард не обвил ее своими руками. Он стоял неподвижно. На своих волосах она чувствовала его дыхание, неровное, глубокое, как будто он только что пробежал дистанцию.

— Спасибо, — прошептала она. Повернула голову, и ее щека прошлась по его пиджаку. Ее волосы в конце концов распустились и едва не рассыпались по плечам.

Так хорошо и беспечно она никогда еще себя не чувствовала.

Сэмьюэл отчаянно пытался обрести спокойствие.

— Дисциплина. Самообладание. Честность, — повторял он. — Храбрость. Честь. Верность.

Но все это исчезло в нем. Он ощущал только ее волосы на своей шее, ее распущенные локоны. Его поразило, что они были такие нежные; ведь он видел, как она их тогда расчесывала, укладывала шпильками. Он не смел двигаться. Если бы он пошевелился, то погрузил бы свои руки в ее волосы, распустил и зарылся бы в них лицом. Он прижал бы ее к себе, он умер бы, стоя на коленях, поглощенный этим сильным горячим потоком.

Она откинула голову, теснее прижавшись к нему.

«Не надо, — молил он мысленно, — ради бога, не надо».

Он поднял руки, почти не касаясь ее. Тело девушки казалось бархатным, доверчиво прислонялось к нему. Его же тело застыло и не отвечало ей. Только кровь его пульсировала.

— Помни об этом. Помни об этом, как об опасной слабости в себе! — звучало в его памяти.

Он сжал ее локоть и решительно отстранил от себя.

Она обернулась. Он ожидал… взрыва злости или негодования за то, что он не поддался ее очарованию. Но она оперлась о край стола и лучезарно ему улыбнулась, склонив голову, как котенок, растянувшийся на солнце, с открытой шеей, с волосами, рассыпавшимися по плечам. Освещенные светом из окна переливались ее каштановые волосы, играли красноватыми и золотистыми отблесками. Ее облик нарушал в нем годами прививаемое самообладание.

В то время, как он стоял, охваченный темной силой желания, она отбросила назад волосы и закрыла пробкой два последних баула.

— Полагаю, что мы можем… закончить это завтра, — сказала она прерывающимся голосом.

Минуту девушка глядела на ряды бутылок и кувшинов, затем засмеялась:

— В самом деле, боюсь, что мы сделали слишком много, не так ли;

Ее голос звучал невинно, но он не хотел этой невинности.