Изменить размер шрифта - +

   На нем лежала ответственность за наши жизни и за целость ракеты,  -  он
не хотел рисковать. Но Тюрин положил свою руку на руку  Соколовского,  как
бы запрещая этим жестом поворачивать руль высоты.
   Полет продолжался час, два, три, - я уж не могу сказать точно.
   Наконец мы увидели площадку, лежащую довольно косо, но все  же  на  нее
можно было спуститься. Ракета остановилась  в  пространстве,  потом  очень
медленно снизилась. Стоп! Ракета стояла под углом в тридцать градусов.
   - Ну вот, - сказал Соколовский. - Доставить вас сюда я доставил, но как
мы поднимемся отсюда, не знаю.
   - Главное - мы достигли цели, - ответил Тюрин.
   Сейчас он ни  о  чем  больше  не  хотел  думать  и  занялся  измерением
температуры почвы. К его величайшему удовольствию, термометр показывал сто
пятьдесят градусов холода. Не слишком-то высокая температура,  но  все  же
гипотеза как будто оправдывалась.
   А геолог уже бил молотком. Из-под его молотка  сыпались  искры,  но  ни
один кусок породы не  отлетал  в  сторону.  Наконец,  утомленный  работой,
Соколовский выпрямился и, прислонившись ко мне скафандром, сказал:
   - Чистейший железняк. Чего и можно было ожидать. Придется  ограничиться
готовыми обломками. - И он зашагал по площадке в поисках образцов.
   Я посмотрел вверх  и  увидел  звезды,  полоски  Млечного  Пути  и  ярко
расцвеченные разноцветными искрами сияющие края  нашей  трещины.  Потом  я
взглянул в направлении луча прожектора. И вдруг мне показалось, что  возле
небольшой  боковой  расщелины  луч  как  будто  колеблется.  Я  подошел  к
расщелине. В самом деле: еле заметная струя пара или газа выходила  из  ее
глубин. Чтобы проверить себя, я взял горсть легкого пепла и  бросил  туда.
Пепел отлетел в сторону.  Это  становилось  интересным.  Я  нашел  обломок
скалы, нависший над краем, и сбросил его, чтобы сотрясением почвы привлечь
внимание моих спутников и позвать их к себе. Камень полетел  вниз.  Прошло
не менее десяти секунд, прежде чем я почувствовал легкое сотрясение почвы.
Затем последовало второе, третье, четвертое - все более сильные. Я не  мог
понять, в чем дело. Некоторые удары были  так  значительны,  что  вибрация
почвы передавалась всему телу.  И  вдруг  я  увидел,  как  огромная  глыба
пролетела мимо меня. Попав в полоску света, она сверкнула, как метеорит, и
исчезла в темной бездне. Скалы дрожали. Я  понял,  что  совершил  страшную
ошибку. Произошло то, что бывает в горах, когда падение небольшого камешка
вызывает грандиозные горные обвалы. И вот теперь отовсюду  неслись  камни,
обломки  скал,  мелкие  камешки.  Они  ударялись  о  скалы,   отскакивали,
сталкивались между собой, выбивая искры... Если бы мы находились на Земле,
мы слышали бы громовые  раскаты,  гул,  похожий  на  канонаду,  бесконечно
отраженную горным эхом,  но  здесь  не  было  воздуха,  и  поэтому  царила
абсолютная тишина. Звук, вернее - вибрация почвы, передавался только через
ноги. Невозможно было угадать,  куда  бежать,  откуда  ждать  опасности...
Застыв в смертельном испуге, я, вероятно, так и погиб бы в столбняке, если
бы не увидел Соколовского, который,  стоя  на  площадке  ракеты,  неистово
махал мне руками.
Быстрый переход