– Меня зовут Махнахми, – мягко уведомила она его; ее голос поднимался и падал словно трель малой флейты. – А тебя?

– Все зовут меня Флинкс.

– Флинкс, – она пососала кончик большого пальца. – Это смешное имя, но приятное.

Улыбка показала превосходный жемчуг зубов.

– Хочешь посмотреть, что мне купил папочка?

– Папочка, – откликнулся словно эхо Флинкс, оглядывая комнату. В ней господствовали большая дуга прозрачной стены, балкон и находившаяся внизу искрящаяся панорама. Снаружи была ночь… но была ли это ночь того же дня? Сколько он пролежал без сознания? Неизвестно… пока.

Комната была меблирована в стиле позднего Сиберада: пышные подушки, кресла и диван, поднятые на тонких, как карандаши, стропах из дюралесплава, со всем прочим, подвешенным к потолку на такой тонкой проволоке из дюралесплава, что остальная мебель казалась плавающей в воздухе. На сводчатом куполе потолка господствовали массивные ветви люминесцентных кристаллов сподумена и кинзита. Они окаймлялись округлыми люками, открывавшими теперь заполненное звездами небо. Климатические регуляторы не давали вечернему дождю попасть в помещение.

Его похититель был очень богатым человеком.

Наблюдения прервал полный обиды из‑за невнимания голос девочки:

– Ты хочешь посмотреть ее или нет?

Флинкс пожелал, чтобы подрагивание в правом предплечье поутихло.

– Разумеется, – рассеянно кивнул он.

Улыбка вернулась, когда девочка сунула руку в карман комбинезона. Она подошла поближе, гордо разжала кулачок, показывая что‑то, лежащее на ладони. Флинкс увидел, что это миниатюрное пианино, сделанное целиком из филигранного золота и настоящего жемчуга.

– Оно действительно играет, – взволнованно сообщила она ему.

Она дотронулась до крошечных клавиш, и Флинкс прислушался к почти невоспринимаемым нотам.

– Это для моей куклы.

– Оно очень красивое, – похвалил Флинкс, вспоминая времена, когда такая игрушка стоила бы ему кредитов больше, чем он мечтал когда‑нибудь иметь. – А где сейчас твой папочка?

– Здесь.

Флинкс повернулся к источнику этого простого и все же каким‑то образом угрожающего слова.

– Да, я уже знаю, что вас зовут Флинкс, – сказал вошедший, махнув унизанной кольцами рукой. – Я знаю о вас уже многое.

Из шаровидной тени появились два человека. У одного была вмятина в черепе, наполовину оплавленная каким‑то сильнейшим жаром и лишь приблизительно реконструированная инженерами от медицины. Его спутник‑коротышка проявлял теперь больше самообладания, чем когда держал для Флинкса шприц в туалете у Симма.

Коммерсант снова обратился к нему:

– Меня зовут Конда Чаллис. Наверное, вы слышали обо мне?

Флинкс медленно кивнул:

– Я знаю о вашей фирме.

– Хорошо, – отозвался Чаллис. – Всегда приятно быть узнанным, и это избавляет от определенных объяснений.

Неприятное пульсирование в правом плече Флинкса начало утихать, когда вошедший расположился в поджидавшем его кресле. От Флинкса его отделял круглый плоский стол из металла и пластика. Полулицый и его низкорослая тень расположились поудобней – но не слишком удобно, заметил Флинкс – рядом с ними.

– Я вижу, Махнахми, ты развлекала нашего гостя, – обратился Чаллис к девочке. – Теперь пойди куда‑нибудь и поиграй, как положено пай‑девочке.

– Нет. Я хочу остаться и посмотреть.

– Посмотреть? – напрягся Флинкс. – Что посмотреть?

– Он собирается воспользоваться кристаллом. Я знаю это! – Она повернулась к Чаллису:

– Пожалуйста, папочка, позволь мне остаться и посмотреть! Я ни слова не скажу, обещаю.