Марина не ответила и пошла обуваться. Лена высилась над ней, как палач над приговоренным:

– Что, неужто правда? Ну, ты даешь… По пьяни, поди?

– Кто ж ему по трезвяни то даст, – невнятно сказала Марина. – Но сейчас деваться некуда, пойду в гости. Ночевать ведь где то надо.

– Но не с Лешкой же, – возмутилась Лена.

– А с кем?

– Ну… давай Нинке позвоним. У нее хата всегда свободная.

– Звонила я. Нинка в Питере. Укатила со своим…

При мысли о Питере в голове застучало, а в желудке завозилось придушенное гаденькое воспоминание: стерва Гайчук и бывший сосед Черский, так некстати уехавший в Питер…

И от этих мыслей в тесной прихожей Ленки внезапно сделалось невероятно жарко так, что кожа на запястьях и горле зачесалась и, казалось, покрылась жирными волдырями. Легкие вдруг наполнились жгучей обидой, а в глазах, и без того горящих лихорадкой, заворочались горькие слезы, прожигая внутренности серной кислотой. Скорей бы на воздух, проветрить мозги, отвлечься!

– Ну, пока, – весело сказала Ленка. – Позвони потом. И про кастинг не забудь.

Марина чмокнула ее в щеку и вышла из квартиры. Дверь захлопнулась с пушечным грохотом, лязгнул замок. Марина спустилась вниз и, выйдя из дома, обнаружила, что идет дождь.

– Только этого мне не хватало, – сказала она.

До дома своего приятеля Лешки Марина добралась уже около десяти вечера. Дождь прекратился, но тучи угрожающе шевелились над головой, грозя прорваться, как испорченная парусина. Раз – и в прореху льется вода, и беда всем, кто окажется внизу! Ветер поддувал в спину, швырял листву на землю и в морщащиеся от его напора лужи. Прохожие торопились домой, опустив головы и спрятав руки в карманы, стремясь скорее укрыться в спасительном тепле.

«Приду к Лехе, встану под горячий душ, а потом сразу под одеяло, – решила Марина. – Ну, а если он захочет… Фиг с ним, пусть пользуется, вдвоем даже теплее».

Мысль о том, что эту ночь она проведет с кем то, пусть даже таким, как Леха, с вечно немытыми патлами, смолящим сигарету за сигаретой и истерично повизгивавшим над тупыми американскими комедиями, вдруг взбодрила и подняла настроение. Потому она почти вприпрыжку добежала до Лехиного дома и потянула на себя тяжелую дверь. На лестнице ей вдруг захотелось крикнуть ему что то дурацкое, вроде: «А вы не ждали нас, а мы приперлися», и она рассмеялась во весь голос. Эху гулко отразилось от стен, посыпалось по ступенькам горохом.

Лехи не было дома.

Верить в это не хотелось. Марина несколько раз звонила, а потом даже пнула неподатливую дверь, но та осталась равнодушной. Зато что то завозилось за соседской, и сварливый голос пролаял:

– Ну, чаво надоть? Щас милицию вызову! Пошли отседова!

Марина пнула дверь еще раз и, тяжело вздохнув, спустилась на один пролет, к окошку, где уселась на обшарпанный подоконник. Почему ей не пришло в голову прежде позвонить?

– Потому что этот козел до десяти всегда дома, – зло ответила она себе и вытащила мобильный.

Гнев вскипел в ней, перелившись через край, как кофе в турке. Она как наяву увидела эту изящную турку – не то из Египта, не то из Эмиратов – на новенькой, сверкающей хромом кухне Черского, где она просиживала вечерами с робкой надеждой, что наследник олигарха обратит на нее чуть больше внимания. Черт побери, она ходила перед Егором полуголая, таскала ему мармелад, томно закатывала глаза и периодически разражалась хрипловатым смехом, который считала интимным! Егор на голые бедра реагировал с вялым интересом, мармелад не ел, а услышав интимный смех, морщился. А потом в его доме появилась ногастая брюнетка в стильных квадратных очках и с татуировкой мантикоры, опоясывавшей руку, и визиты пришлось прекратить.