Гаврюша пребывал в счастливом недоумении. Лежнев научился неплохо чувствовать эмоции ликсёныша, так что для него не было секретом, что напарник искренне не понимает, зачем «взрослые» вдруг так засуетились, и куда делась Тиана. Всё же было хорошо? Много вкусной еды и ласковое тепло вокруг — ну хорошо же всё было? Куда опять все так побежали?

«Извини, дружище, все объяснения — потом», — мысленно пробормотал парень, выводя тихохода из трюма. Кусто каким-то чудом ухитрился не раздавить их, и держал проход открытым достаточное время, чтобы они могли вылететь.

Они оказались возле самой земли — Кусто уже почти свалился на поверхность, так что пришлось снова набирать высоту. Герман летел не прямо к противнику — смысла не было. Они с Кусто уже попробовали, и здорово отхватили. Парень решил попытаться пролететь туда, куда утыкались хоботы смерчей, один из которых утянул за собой Тиану.

Соваться прямо к планетоиду Лежнев побоялся — саданут опять молнией, и не факт, что Гаврюша такое переживёт. Пришлось нырять между смерчей. Герман ворвался в вакханалию искусственного урагана, ловко проскользнув между хоботами смерчей, рванул вверх, и чуть не вляпался. Самым краем коснулся одного из смерчей — тело рвануло в сторону с дикой силой. По грубой коже как будто наждачкой прошлись — то, что большому тихоходу казалось жёстким, но терпимым массажем, более нежного Гаврюшу чуть не убило. Парень рванул в сторону, уклонился от следующего смерча, ловко ушёл в сторону от ещё одного, чуть притормозил, чтобы не влететь прямо в следующий.

«Я тоже для них слишком большой! — сообразил Лежнев. — Разорвёт к чертям. Внутрь попадать нельзя». Возможно, из-за боли внимание обострилось, и больше подобного парень не допускал. Правда, двигаться так же быстро, как вначале, не получалось. Приходилось осторожничать, но всё равно Герман поднимался. Он уже видел гигантское отверстие в планетоиде, в нескольких километрах над головой — именно в него упирались все смерчи. Преодолевая некоторое сопротивление ликсёныша, — малыш явно чувствовал опасность, и не слишком рвался попасть в эту страшную дырку, — Герман, тем не менее, продвигался вперёд. Медленно, но верно. В какой-то момент смерчи вдруг начали пропадать. Сначала Лежнев даже обрадовался — теперь продвигаться вперёд стало намного проще. Такая инстинктивная радость — просто не сразу сообразил, что смерчи прекратились неспроста. А когда сообразил, взвыл мысленно от злости и отчаяния. Рванул вперёд, наплевав на больно бьющие по телу куски камней и деревьев. Отверстие в планетоиде закрывалось стремительно. Огромное сначала, диаметром в несколько километров, за несколько секунд оно сузилось на манер диафрагмы фотоаппарата сначала до километрового диаметра, потом — до сотни метров…

Лежнев рвался вперёд, почти не думая о том, что когда долетит, придётся как-то тормозить, если он не хочет на безумной скорости врезаться во внутренности планетоида. И удар произошёл, вот только не так, как надеялся Герман. Очевидно, та плёнка, силовое поле, которое защищает планетоид, сдвигалась гораздо быстрее, чем само отверстие в обшивке, вот только его, поле, видно не было. Герман вдруг почувствовал, что ткнулся носом во что-то мягкое, а потом его со всех сторон сдавило. Сдавило так, что, казалось, сейчас перережет пополам. Лежнев рванулся вперёд, ещё раз, ещё… поздно. Отверстие в обшивке схлопнулось, окончательно похоронив надежду успеть вызволить Тиану. Хуже другое — поле продолжало давить на ликсёныша со всех сторон, и очень скоро явно передавит бедолагу окончательно.