За неделю, прошедшую после отъезда Лаймана, прибыль, которую давал «Счастливый олень», заметно возросла. При Лаймане дела тоже шли неплохо, но он пил, и посетители этим пользовались. Многие играли и пили в долг. Потом кое-кто расплачивался, но большинство благополучно забывали о том, что они должны Лайману деньги, а сам Лайман ни с кого ничего не требовал. Сэм с самого начала повела себя иначе. Она настояла, чтобы платили наличными, однако это не отвратило посетителей. Они по-прежнему валом валили в салун, но теперь каждую ночь вместо кучи долговых расписок на руках у Сэм оказывалась коробка, доверху полная денег.

«Но что я буду делать, когда разбогатею?» – думала Сэм, глядя из окна на безлюдную улицу внизу. Зачем ей богатство, если его не с кем будет разделить? Через год или два у нее, по всей вероятности, будет уже столько денег, что хватит на всю жизнь, и тогда можно будет продать салун и уехать. Но куда? И что потом делать? Без Кейда никакие деньги не сделают ее счастливой. Но он слишком упрям, чтобы бросить свою холостяцкую жизнь, а она скорее умрет, чем станет его содержанкой.

Мимо, как всегда вовремя, проехала повозка Джуби Фаулера. По воскресеньям Сэм вставала рано и каждый раз видела ее из своего окна. Как-то раз она завела об этом разговор с Лайманом, и тот рассказал ей про эксцентричного старика Фаулера, который предпочитал подсчитывать свои деньги дома. Сама она поступала со своей субботней выручкой так же, как Лайман, – платила Джейку Уэйли и еще одному вооруженному охраннику, чтобы они в ночь с субботы на воскресенье отвозили деньги в банк. Банкир Эдгар Миллер с готовностью открывал свой банк, чтобы обслужить тех владельцев казино, которые не хотели держать у себя крупные суммы до понедельника.

Сэм наблюдала за повозкой, пока она не скрылась из виду, потом решила спуститься вниз. С тех пор как Луретта и ее девицы уехали, на втором этаже было тихо как в могиле. Может быть, кто-нибудь к ней заглянет, чтобы выпить кофе и поболтать, подумала Сэм. Она надеялась, что так оно и будет и что за разговором она сможет хоть ненадолго отвлечься от мыслей о Кейде и о своем разбитом сердце.

Хэролд Визли держал вожжи свободно. Он уже столько раз ездил от салуна Джуби к его дому, что лошади сами знали дорогу. Можно было спокойно расслабиться и не обращать на них никакого внимания. Рядом сидел Чарли Найт, свесив голову на грудь и положив винтовку себе под ноги, чтобы можно было быстро ее взять, если она вдруг понадобится. Но ни Хэролд, ни Чарли не беспокоились о нападении. Как-никак ехать до ранчо Джуби было недалеко, а бандиты, если они вдруг появятся, скорее всего нападут на банк Эдгара Миллера, где можно сорвать куда более солидный куш. Они проехали мимо маленького, обшитого побеленными досками и огороженного штакетником дома. Хэролд знал, что, приехав в Эбилин, судья хотел поселиться где-нибудь поближе к городу, но ему повезло, что он нашел хотя бы это жилье. Дом освободился, когда проповедник Ларсон переехал с женой и детьми в Салину, к своей больной матери. Вообще-то этот домик был построен специально для проповедника, и строили его одновременно с церковью, стоящей здесь, же, через дорогу. Пока что проповедник Ларсон ездил сюда раз в неделю, чтобы прочесть воскресную проповедь, но жить рядом больше не хотел.

Хэролд бросил взгляд на дом судьи. Может, теперь, после того как его дочь сошла с ума из-за смерти сына, судья Куигби и рад, что живет так далеко от города. Бедный парнишка, жаль что его подстрелили. Хэролд покачал головой. Он слышал разговоры о том, что теперь дочь судьи и несколько других таких же чокнутых женщин собираются вместе и пытаются говорить с покойниками. Лучше бы их всех отправили в сумасшедший дом, пока они чего-нибудь не натворили.

Дотрусив до поворота дороги, лошади свернули.