— А те, что с нами, ничего не знают про коров? — помолчав, спросил Алекс.

— Нет; надеюсь, они только рады, что пастухи именно в эту ночь пренебрегли своими обязанностями и теперь не придется проливать кровь соседей.

Брат на глазах стал выше ростом, выпрямился, поднял подбородок; Патрик вдруг заметил, что в его лице уже не было страха и тревоги, а только гордость, — и все из-за капли доверия.

Но все-таки лишний раз напомнить не мешало…

— Алекс, о плане знают только Хирам с Руфусом, двое людей Гэвина, Марсали и вот теперь ты. Уверен, остальные узнают не скоро, но все же нам следует соблюдать осторожность.

Спина Алекса стала еще прямее. Несмотря на недовольство Хирама, Патрик уже не сомневался, что, открывшись брату, поступил правильно. Столько раз отец при нем насмехался над младшим сыном, унижал его достоинство лишь потому, что Алекс пошел не в него и рос не таким, как ему хотелось; давно пора вернуть ему хотя бы часть того, в чем его обделяли всю жизнь.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Алекс. — Я рад буду помочь и сделаю все, что в моих силах.

— Я рассчитываю на тебя, — тихо ответил Патрик. — Твоя помощь мне очень понадобится. И Марсали тоже.

— Тебе не придется просить дважды. Для леди я сделаю все, что угодно.

Патрик улыбнулся. Неудивительно, что Марсали уже завоевала сердце юноши. Все-таки его невеста — необыкновенная женщина, и, видимо, ему придется научиться спокойно наблюдать, как она будет покорять и другие мужские сердца.

Братья пожали друг другу руки.

— Я рад, что ты вернулся, — сказал Алекс. — Без тебя в Бринэйре было тоскливо.

— Мы постараемся все переменить. Ты и я, вместе. А теперь давай-ка поскорей приведем стадо в Бринэйр, пока мы не наткнулись на Ганнов.

Алекс ухмыльнулся:

— А когда их опять угонят?

— Думаю, послезавтра ночью. К тому времени я надеюсь разузнать, что там у Синклера. Эти ночные походы хоть кому наскучат.

— Особенно когда этот кто-то предпочел бы остаться наедине с некой известной нам дамой, — съязвил Алекс. Патрик критически выгнул бровь.

— Погоди, братишка, любовь придет и к тебе.

— Сомневаюсь, что способен понравиться женщине, — фыркнул Алекс. — Я не храбр, не учтив, да и красотой бог обидел. — Он досадливо поморщился. — Отец говорит, я слабак и трус.

— Отец ошибается, — возразил Патрик. — Храбрость не в том, чтобы не раздумывая хвататься за оружие. Скорее наоборот. Жизнь, брат, не дорога только дуракам. Настоящая храбрость — не изменять себе самому и делать только то, что считаешь правильным, — правильным для тебя, а не для кого-то, кто ищет свою славу в гибели других.

— Но ты…

— Да, я был на войне, — с горечью ответил Патрик. — И поначалу рвался в бой и убивал других людей только потому, что еще кто-то велел мне убивать. Но скоро мне стало тошно от крови, а выбора у меня не было, и приходилось убивать вновь и вновь. Многие из тех лиц по сю пору снятся мне, — добавил он тихо, — и, должно быть, будут сниться всю жизнь. Тебе, Алекс, я такого не пожелаю.

И, не рассчитывая на ответ, повернул к ожидающим поодаль друзьям и дал знак гнать стадо к пастбищам Са-зерлендов.

Дорогой Патрик украдкой присматривался к Алексу и был немало удивлен ловкостью, с которой тот разворачивал огромное стадо на юг.