Удастся ли ей когда-нибудь удержать такого человека при себе? Или он вечно будет сражаться во имя очередной благородной цели? Такая перспектива отнюдь не вдохновляла и не радовала Марсали — ей становилось страшно за мужа, хотелось убежать вместе с ним далеко-далеко, туда, где нет войн, сражений и ненависти. Но куда бежать, она не знала. Да и Патрик не успокоится, пока не завершит начатое.

Он притянул ее к себе, будто прочел ее мысли.

— Я возьму с собою Хирама. Но ехать я должен, Гэвин будет ждать меня.

— Лучше бы я не отдавала тебе письмо, — вздохнула она.

— Нет, родная моя. Ты знала: я все равно поеду. — Он прижал ее к себе, легко коснулся губами лба и отступил. — Помоги мне одеться, — попросил он как ни в чем не бывало, вынуждая ее стать своей сообщницей в деле, против которого она так горячо возражала.

Марсали проглотила вставший в горле ком.

— Девочка моя?

Она неохотно подошла к огромному шкафу, достала чистую рубаху и плед, понимая: плед и двумя здоровыми руками закрепить на себе непросто, а одной — почти невозможно. Интересно, что бы он делал, откажись она помочь? К несчастью, нашел бы кого-нибудь еще, кто согласится…

Надеть через голову рубаху — это еще полбеды, теперь перекинуть угол пледа через плечо и обернуть другой конец вокруг бедер. Потом застегнуть тяжелым кожаным ремнем. Удивительно: с каждым движением к Патрику возвращалась сила. По ее расчетам, он должен был уже рухнуть на пол от напряжения.

— Как там наши драконы? — спросил Патрик. Наверно, чтобы отвлечь ее от ужаса, слишком явно написанного на ее лице.

— Драконы?

— Изольда с Тристаном, — пояснил он, улыбаясь одним уголком рта. — Ну и имена ты им придумала.

— Они очень обрадовались, увидев Джинни, — съязвила она в ответ, стараясь шуткой заглушить тревогу.

— А есть еще кто-нибудь, кроме меня, кого они не жалуют?

— Нет, — ответила Марсали, застегивая ему на плече плед пряжкой с гербом клана; потом отступила на шаг и оглядела его. Темные волосы Патрика были спутаны, щеки черны от щетины, но ей казалось, что никогда еще она не видела такого красивого мужчину. Его зеленые глаза ярко блестели — потому ли, что жар не совсем спал, или потому, что обращенный на нее взор горел страстью и нежностью.

И она почувствовала, как внутри разливается тепло. В присутствии Патрика она всегда словно таяла: ноги слабели и подгибались, сердце начинало учащенно биться, мысли и слова безбожно путались…

Прикосновение его руки наполнило ее новым теплом, огонь опалил кожу, проник к самому сердцу.

— Не смотри на меня так, девочка моя, — шепнул он, — а то я никогда не уйду.

Марсали тут же постаралась придать себе еще более обольстительный вид, но в подобных ухищрениях у нее не было опыта. Она никогда никого не любила, кроме Патрика, а он пропадал на чужбине столько лет… И даже теперь, после обручения, они так мало бывали вдвоем.

— Не грусти, — попросил Патрик.

— Я не грущу, — с негодованием возразила Марсали, — я тебя соблазняю. Он рассмеялся.

— Постараюсь запомнить разницу, — поддразнил он, нежно обводя указательным пальцем ее губы и поднимая вверх печально опущенные уголки рта. — Но ты всегда обольстительна, любовь моя.

— Поешь хотя бы бульона с хлебом, пока ты здесь!

— Конечно. Гэвин пишет, что будет ждать у водопада в полдень. — Он взглянул в окно, на солнце. — До отъезда у меня целый час.

— Сейчас принесу еду и скажу Хираму, чтобы глаз с тебя не спускал, — все еще сердито сказала Марсали и заметила озорной блеск в глазах мужа.