Хорезмийскую археологическую экспедицию возглавил известный востоковед профессор С. П. Толстов, посвятивший исследованиям Хорезма более тридцати лет.

Вспоминая свои первые археологические экспедиции на земли древнего Хорезма, Сергей Павлович Толстов писал: «Пустыня, окружающая оазис Хорезма с запада и востока, - страшная пустыня. Между тяжелыми грядами песков, среди гребней барханных цепей, на вершинах пустынных пестрых скал, отрогов Султан-Уиздага, на обрывах устюртского Чинка, на плоских розоватых поверхностях такыров - повсюду на площади в сотни тысяч гектаров мы встречаемся со следами человеческой деятельности. Это остатки обочин древних магистральных каналов и оросительной сети. Это покрывающие такыры на протяжении десятков квадратных километров бесчисленные обломки керамики, то красной, гладкой и звонкой, то грубой красновато-коричневой, то многоцветной, поливной, фрагменты меди, железа, наконечники древних трехгранных бронзовых стрел, серьги, подвески, браслеты и перстни, среди которых можно нередко найти геммы с изображением всадников и грифонов, терракотовые статуэтки мужчин и женщин в своеобразных одеждах, фигурки коней и верблюдов, быков и баранов, монеты с изображением царей в пышных уборах на одной стороне и всадников, окруженных знаками древнего алфавита, - на другой. Это остатки древних жилищ, поселений, городов…»

И дальше Сергей Павлович вспоминает:

«Помню, однажды, после тяжелого перехода через пески, я со своими спутниками вышел на пространство Ангка-Калинских такыров. У ног наших верблюдов, у подножия пройденных песчаных холмов, расстилалась гладкая глиняная равнина, покрытая багряной россыпью античной керамики. А над ней поднимался квадрат серовато-розовых сырцовых стен, покрытых частыми высокими щелями стрельчатых бойниц с прямоугольными башнями по углам и посредине пролетов.

Крепость, простоявшая более полутора тысячелетий, казалась покинутой только вчера. Наш маленький караван прошел между мощными пилонами ворот, внутри прохода которых тоже глядели настороженным взглядом темные щели бойниц, и вышел на гулкую площадку двора. Такыр двора, растрескавшийся многогранниками, в щелях между которыми зеленели ростки пустынной растительности, казался вымощенным булыжником. Я поднялся по песчаному откосу на стену и пошел узким коридором стрелковой галереи, спугнув по дороге нашедшую здесь убежище степную лисицу. Малиновое пламя заката, охватившее западную половину горизонта, предвещало разразившуюся на следующий день песчаную бурю. И там, на западе, за тяжелой грядой пройденных нами песков, в багряное море зари врезались черные силуэты бесчисленных башен, домов, замков. Казалось, это силуэт большого многолюдного города, тянущегося далеко на север, где темнеет абрис суровых хребтов Султан-Уиздага, замыкающий с севера горизонт. Но мертвая тишина пустыни, предгрозовое молчание песков окружали меня. Этот созданный некогда трудом человека мир был мертв. Замки и крепости города и жилища стали достоянием воронов, ящериц и змей… Казалось, что ты затерян в каком-то заколдованном царстве, в мире миража, ставшего трехмерным и материальным. Но сказку надо было сделать историей. Надо было прочесть глиняную летопись мертвого Хорезма».

Нелегко было прочесть глиняную летопись древнего Хорезма, затерянную в знойных песках пустыни. Когда советские археологи начинали свои исследования, они почти ничего не знали об этой сказочной стране. Они располагали лишь обрывочными сведениями о далеком времени, предшествовавшем арабским завоеваниям, которые начались в VII веке нашей эры. Древние исторические хроники Хорезма были уничтожены арабским полководцем Кутейбой, который покорил Хорезм в 712 году. Вспоминая об этом в своей книге «Хронология древних народов», ал-Бируни писал:

«И всеми способами рассеял и уничтожил Кутейба всех, кто знал письменность хорезмийцев, кто хранил их предания, всех ученых, что были среди них, так что покрылось все это мраком и нет истинных знаний о том, что было известно об их истории во время пришествия к ним ислама».