Здесь останавливаются только гости королевской фамилии.
— Значит, мне оказана честь, — улыбнувшись, отметила Гизела.
— Ну что вы, мадам, это вы нам оказали честь своим визитом, — отвечала домоправительница. — В семье даже есть поверье, что когда замок Хок посетит третья королева, то для семьи наступят счастливые дни, а все горести окажутся в прошлом.
— Мне остается надеяться, что так и будет, — улыбнулась Гизела и, сказав это, испытала чувство, похожее на стыд, ведь в этой чудесной спальне будет спать не третья королева, а всего-навсего самозванка.
Графиня Фестетич поспешила в отведенную ей комнату, рядом со спальней Гизелы. Пришла Мария, чтобы помочь Гизеле раздеться и распаковать вещи.
Мария была немолода. Средних лет. Она служила императрице уже долгие годы. Это была пухленькая толстушка с ярким румянцем на лице. Она встретила идею перевоплощения Гизелы с восторгом, с искренним смехом и с таким радостным энтузиазмом включилась в осуществление всей затеи, что вызвала улыбки на лицах.
— Своим приездом вы всполошили весь дом, фройляйн, — сообщила она, разбирая вещи. — Но судя по тому, что я успела здесь увидеть, их давно пора было взбодрить. Все слуги — древние старцы, одной ногой в могиле, а сам замок такой мрачный, что можно подумать, я попала в фамильный склеп, а не в английский загородный дом.
— Ну, я думаю, ты не дашь им скучать там, внизу, — предположила Гизела. Мария рассмеялась.
— Ничего не получится, если только я не стану флиртовать с двумя лакеями, которым в пору быть моими сыновьями, — сказала она. — Дворецкому больше семидесяти, или я ничего не понимаю в людях, а остальным давно перевалило за шестьдесят, и они дряхлеют прямо на глазах.
Гизела засмеялась. Мария обладала удивительной способностью вести беседу так, что невозможно было удержаться от смеха. Говорили они по-немецки и не боялись поэтому, что их могут услышать.
— Итак, что вы сегодня наденете? — спросила Мария.
— Что-нибудь сногсшибательное, — не задумываясь, ответила Гизела.
— Тогда лучше всего белое, расшитое серебром, — решила Мария.
Она тут же вынула платье из сундука и положила на стул. Такого прелестного наряда Гизеле еще не приходилось видеть. Оборка на оборке из белого тюля переходили в огромный турнюр до самого пола. Все платье вышили серебряными нитками, а лиф, плотно сидящий на фигуре, был почти жестким от алмазной пыли, жемчужин и серебряных нитей, которые на рукавах-буфах были едва заметны.
— Императрица надевала это платье только один раз, на дворцовый бал, — сказала Мария. — Она восхитительно выглядела в нем.
— Очень хорошо представляю, — серьезно ответила Гизела. — Как ты думаешь, Мария, он догадается? Камеристка фыркнула.
— Как бы не так, — сказала Она. — Хотя, полагаю, и со зрением, и со слухом у него все в порядке.
— Никак не пойму, почему он не сообщил императрице о смерти своего отца, — продолжала Гизела, как бы размышляя вслух.
Мария снова фыркнула.
— Было бы жаль тратить такое платье на старика. Гизела почувствовала, что краснеет. От Марии не ускользнула причина, почему ей сегодня вечером захотелось надеть что-то необычное. Гизела приняла ванну, а затем явилась Фанни, чтобы сделать прическу.
— Императрица велела мне проследить, чтобы в первый вечер вы надели бриллиантовые звезды, — сказала Фанни. — По-видимому, лорд Куэнби, прежний, конечно, говорил императору, что видел портрет ее величества со звездами в волосах, который написал Винтерхалтер, поэтому неплохо, чтобы вы надели их сегодня. |