Сейчас она еще раз мысленно произнесла, что должна вести себя как императрица, поэтому, ласково потрепав псов за ушами, она чинно опустилась на диван, держа спину чрезвычайно прямо, сознавая, как блестит при свете огня ее платье и сверкают звезды в волосах, отражая языки пламени.

Лакеи принесли кофе и ликеры, от которых Гизела отказалась. Лорд Куэнби взял большую рюмку бренди и поставил ее на столик рядом со своим креслом. Слуги удалились. В комнате неожиданно нависла тишина, нарушаемая только тиканьем напольных часов в дальнем углу. Гизела принялась лихорадочно подыскивать тему для разговора. Часы на каминной полке показывали, что еще очень рано, только половина десятого. Удалиться к себе в такой час было бы чрезвычайно невежливо, а сердце тем временем подсказывало ей: впереди — опасность!

Она чувствовала, что лорд Куэнби внимательно рассматривает ее. Он сидел в огромном кресле, и она не могла не отметить про себя, что он очень широкоплеч, с правильными чертами лица и темными глазами, которые ни на секунду не упускали ее из виду. Ей вдруг показалось, что перед ней очень страшный человек, и когда он заговорил, Гизела с трудом удержалась, чтобы не вздрогнуть.

— Я рад, что сегодня мы с вами одни.

Его низкий голос был лишен каких-либо теплых, пусть даже льстивых интонаций.

— В самом деле! — сумела произнести Гизела довольно холодно, — А мне жаль, что графиня не смогла быть с нами, чтобы по достоинству оценить великолепный обед и полюбоваться такой очаровательной комнатой.

— Я собирался поговорить с вами наедине, если удастся, во время вашего пребывания в замке, — сказал лорд Куэнби. — И, наверное, даже лучше, что так случилось сразу, в день вашего приезда.

— Мне кажется, прежде всего вам следует объяснить мне, почему вы не сообщили о кончине вашего отца.

— Скорее всего, я опасался, что в таком случае вы не приедете, — ответил лорд Куэнби. — Или будете рассчитывать на шумные пикники и развлечения, так что мне не удастся и словом обменяться с вами с глазу на глаз. Как я уже говорил, болезнь графини послана самой судьбой.

Гизела сцепила руки, лежащие на коленях.

— Что же такое важное вы хотите мне сообщить? — спросила она.

— Я не заставлю вас долго ждать, — заверил он. — И, возможно, когда вы выслушаете меня, то поймете, какие мотивы двигали мной, вынудив пойти на маленький обман, поймете, почему я позволил вам считать, что мой отец еще жив.

До Рождества я даже не знал, что ожидается ваш визит. Потом я получил письмо императора, в котором с определенностью говорилось, что вы прибудете в Англию двенадцатого марта. Моим первым порывом было написать ответ и сообщить его величеству, как следовало бы сделать с самого начала, о смерти моего отца. Но, подумав, я решил промолчать. Я хотел увидеть вас; я хотел встретиться лицом к лицу с женщиной, которая предала и погубила моего лучшего друга!

Кровь прилила к лицу Гизелы.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — проговорила она.

— Думаю, сейчас поймете, — ответил лорд Куэнби, — когда я скажу вам, что его звали Имре Ханяди.

Гизела молчала. Да ей и нечего было сказать. Она никогда не слышала об этом человеке. Не имела ни малейшего представления, а чем говорил лорд Куэнби. Ее только охватила дрожь при звуке его голоса, полного ненависти.

— Да.