Сделав вид, что только сейчас обратила внимание на все еще молчащего Тояму, она сказала:

– На что ты сердишься?

Не может быть, чтобы она не понимала, почему Тояма злится. Тояма выложил начистоту свое раздражение Садако, которая, все понимая, специально разыгрывала невинность.

– Скажи‑ка, чем ты там занималась?

Садако немного приподняла брови:

– А, это.

Прикрыв рукой рот, она шаловливо захихикала.

– Ты же знаешь, что я видел все, что ты делала с учителем Сигэмори?

В труппе Сигэмори всегда величали «учитель», и Тояма невольно назвал его так по привычке, тут же разозлившись на неподходящее слово, и поправился:

– Вот дерьмо, с ублюдком Сигэмори!..

– Тояма, ты ревнуешь?

Садако, сидящая на краю алюминиевого стула, привстала, опираясь двумя руками о стул.

– Ревную? Я из‑за тебя так сказал, дорогая.

Это была явная ложь. Никто тут ни при чем. Только сердце, мучающееся от ревности, – источник раздражения.

– Слушай, Тояма. Может, ты прекратишь меня называть дорогая?

Она сказала решительно, хотя и не сурово. Тояма смутился от слов Садако и сдерживался изо всех сил, чтобы не извиниться.

– Завлекать Сигэмори, чтобы он открыл тебе дорогу в будущее, – бессмысленно. Вместо этого лучше своими силами осуществлять мечту!

...Осуществлять мечту.

Аж зубы свело от этих назидательных слов. Тояма, будто позаимствовал похожую сцену из молодежного сериала, самому стало тошно.

– Мечту... Ты говоришь – мечту. Ты знаешь, какая у меня мечта?

– Стать великой актрисой, разве нет?

Садако странно улыбнулась и приложила руку к щеке.

– Сколько же людей придут посмотреть на меня, когда я стану театральной актрисой?

– Не только театральной, есть еще телевидение и кино.

– Например... Ой, смотри, там что‑то светится...

Садако указала на кассетный магнитофон, который стирал пародии Окубо. Из‑за нажатой кнопки записи светилась красная контрольная лампочка.

– А, кассетный магнитофон.

– Намного меньше, чем бобинный, и записывать на него, наверно, просто.

– Да, на самом деле удобно.

– А кино тоже такое станет? Я не имею в виду фильмы, которые показывают в кинотеатрах. Наверно, можно будет записывать разные изображения на маленький носитель информации, как кассета?

То, что говорила Садако, вовсе не было фантазией далекого будущего. Несомненно, изображения станут помещать на пленку типа кассеты.

– Когда‑нибудь это настанет. И будут дома по телевизору запросто показывать фильмы с Садако в главной роли.

– Но это еще дело будущего, – сказала она, будто смирившись.

– Нет, это возможно. Если Садако...

– Будет уже поздно!

– Поздно?

– Я стану бабушкой, пока дождусь.

– Не думай об этом.

– Не хочу стареть. Хочу вечно быть молодой. Слушай, а ты об этом не думаешь?

У молодых девушек, стремящихся стать актрисами, сильный страх перед старостью. Тояма понял, что Садако не исключение.

– Если я буду стареть вместе с Садако, ничего страшного.

Слова Тоямы не были ложью. Что значит старость, если живешь вместе с Садако. И когда с возрастом подойдет смерть, если Садако будет рядом, наверно, и смерть будет спокойной. На один момент Тояма отчетливо представил себе смерть на руках Садако. Мир кружится, и он собирается отправиться далеко, а Садако смотрит на его лицо.