Толя задумался. Закурил, обмозговывая ситуацию, и изрек:

— Нужно твою Надежду отселить. А то жену потеряешь.

— Типун тебе… если я ее потеряю, то и жить незачем. У меня к ней такое чувство… Эх, что там говорить. Этого не объяснишь. И дочь выгнать не могу. Куда ее? В общагу?

— Зачем в общагу? Нужно ей квартиру купить. Рядом с вами. И отдельно будет жить, и под присмотром. Как говорится, и в гостях, и замужем.

— Издеваешься?

— Почему? Я серьезно. Однокомнатная в панельном доме на вашей окраине стоит всего ничего… каких-нибудь тысяч двадцать.

— Осталось только в тумбочку залезть, где эти баксы лежат, — криво улыбнулся Нережко.

— Слушай, ты мужик или нет? Если мужик, должен свои проблемы решать, а не ныть, — жестко проговорил Скотников.

— При чем тут «ныть»? Ты спросил, я с тобой поделился. Я об этом никому не рассказывал, если хочешь знать. Тебе душу открыл, а ты…

— Ну, извини, старик! Это я погорячился. Переживаю за тебя. Хочу тебе помочь.

— Это как же? — Нережко поднял на Толю осоловевшие глаза.

— Вот ты сидишь в своем НИИ электриком. Штаны там просиживаешь семь часов кряду. А слабо свою жизнь изменить? Круто! На сто восемьдесят! Вкалывать придется много, но зато и башли настоящие пойдут. Хозяином жизни себя почувствуешь, а не заложником ситуации! — вдохновился Скотников.

— Почему слабо? Мне не слабо. А что значит — настоящие башли? Это «скоко будет в граммах»?

— Ну, для начала триста в неделю. Это как тебе?

— А что. делать-то? Как такую капусту стричь?

— А бывает и больше! — словно не слышал его Скотников. — Это как работать.

— Да что за работа такая? Бандюганов охранять?

— Фи, какая гадость. Что ты несешь? При чем здесь бандюганы?

— А что, по специальности, что ли? Что-то я не видел объявлений, что требуются электрики на триста баксов в неделю.

— А кто говорит про электриков? Я о другом: вообще жизнь изменить. И специальность тоже. Я вот изменил.

— Так у тебя никакой специальности и нет, — простодушно ответил Нережко.

— Это ты зря. Я, в отличие от тебя, английский в нашей спецшколе выучил хорошо. И могу зарабатывать «языком». Но нашел себе дело гораздо более выгодное.

— Да что за дело-то? Что ты все вокруг да около? Расскажи, если помочь хочешь.

— Нет, брат, об этом в баре, за кружкой пива не рассказывают. Деньги любят тишину — слышал? Одно могу сказать, я с этой работой справляюсь. Я в бизнесе всего два месяца, а уже иномарку покупаю. А ты не дурнее меня. Так что тоже смог бы. Только захотеть нужно. Зад от стула оторвать, пошевелиться…

— Хватит про зад! — огрызнулся Нережко. — Тебя-то друзья пристроили, а меня кто пристроит?

Скотников помолчал, отхлебнул пива.

— Я могу о тебе с руководством поговорить, ты мне не чужой. Все же десять лет за одной партой, это не хрен собачий, как говорится. Но учти, отбор очень жесткий. К нам единицы попадают. Так что гарантировать ничего не могу. А поговорить… что ж, это можно. Па-апыт-ка нэ пэтка, правда, Лаврентий Палыч? — закончил Скотников с грузинским акцентом.

— Ну… Ты это… поговори. Только намекни хоть, что делать нужно? А то, сам знаешь, где большие деньги крутятся, там и выстрелы гремят.