Занавес опустился. Закончилось первое действие.

Эльза и Дитер сидели рядом, о чем‑то весело болтая. Дитер смеялся, Эльза дергалась, как картонный паяц, послушный рукам хозяина. Мендель как загипнотизированный смотрел на них. Слова Дитера ее смешили. Она наклонилась вперед и положила ладонь на его руку. Ее тонкие пальцы выделялись на фоне темного смокинга. Мендель увидел, как Дитер, наклонившись к ней, прошептал что‑то, что снова ее рассмешило. Затем свет постепенно погас, и зал затих в ожидании второго действия.

Смайли вышел из отеля и медленно направился к театру. Он подумал, что не случайно Дитер пришел в театр сам; посылать Мундта было бы безумием. Сколько времени понадобится Дитеру и Эльзе, чтобы выяснить, что открытку написал кто‑то другой? Важно было не упустить этот момент. Все, чего он желал, – это еще раз побеседовать с Эльзой.

Несколько минут спустя он молча сел в пустое кресло возле Гиллэма. Он очень давно не видел Дитера.

Тот не изменился. Он остался тем же обворожительным, обаятельным героем, незабываемой личностью, с несгибаемой волей и безграничной выдержкой, боровшейся среди руин Германии. В тот вечер в клубе Смайли сказал неправду; Дитер не был соизмерим с другими людьми: его коварство, его тщеславие, его сила и его мечта – все это было больше, чем жизнь, и не поддавалось нивелирующему влиянию опыта.

Это был человек, думающий и действующий абсолютными категориями, которому терпение и компромиссы были чужды.

К Смайли снова пришли воспоминания, когда он, сидя в темном театре, наблюдал за Дитером поверх массы неподвижных лиц; воспоминания об опасности, которой вместе подвергались, взаимном доверии, когда жизнь Смайли зависела от Дитера, и наоборот. Смайли спросил себя, заметил ли его Дитер, и в какое‑то мгновение ему показалось, что тот пристально смотрит на него из темноты.

Когда занавес опустился, Смайли быстро направился к боковому проходу и стал спокойно ждать в коридоре звонка, объявляющего третье действие. Мендель присоединился к нему перед самым окончанием антракта, а Гиллэм прошел перед ними, чтобы занять свой пост в фойе.

– Что‑то происходит, – объявил Мендель. – Они спорят. У нее взволнованный вид. Она постоянно что‑то повторяет, а он лишь кивает головой. Она в панике, а Дитер, кажется, чем‑то обеспокоен. Он оглядывается вокруг, как будто попал в западню; он осматривает зал, как бы намечая пути к отступлению. Один раз он посмотрел на место, где вы сидели.

– Он не отпустит ее одну, – сказал Смайли. – Он подождет, чтобы ускользнуть с толпой. И поэтому будет ждать окончания спектакля. Скорее всего, он понял, что окружен, и постарается утереть нам нос, оставив внезапно в толпе Эльзу, попросту бросив ее.

– Так чего же мы ждем? Почему бы не пойти туда и не арестовать их?

– Мы ждем; правда, я не знаю, чего. У нас нет никаких доказательств. Ни того, что они убийцы, ни того, что они шпионы. Да и Мастон ничего не знает. Но помните: Дитер не подозревает о наших колебаниях. Если Эльза нервничает, а Дитер обеспокоен, значит, они собираются что‑то предпринять, это точно. Пока они думают, что игра окончена, у нас есть шанс на успех. Они начнут нервничать, попытаются убежать или еще что‑нибудь. Главное – заставить их действовать.

Театр снова погрузился в темноту, но краешком глаза Смайли видел, как Дитер наклонился к Эльзе и что‑то тихо сказал ей на ухо. Он держал ее за руку, как бы стараясь в чем‑то убедить или успокоить.

А пьеса продолжалась. Рычание солдат и безумные крики короля наполняли зал; затем последовала тягостная сцена его ужасной смерти. Над рядами пронесся вздох. Дитер обнял Эльзу и набросил ей на плечи меховой воротник, поддерживая ее, как спящего ребенка. Так они и сидели до самого занавеса. Ни он, ни она не аплодировали. Дитер взял сумку Эльзы и, сказав ей что‑то ободряющее, положил ей на колени.