— Разве? — отозвался ты и повернулся, чтобы проверить в зеркале. Узел был слегка приподнят с одной стороны.

Ты произвел несколько движений, расслабляя его, затем бессильно наблюдал, как неожиданно всю злость пришлось потратить на позиционирование галстука по центру.

— Так намного лучше, — сказала Мэри и поцеловала тебя.

— Выпьем по-быстрому перед выходом? — предложил ты.

— Это было бы мило. Хотя времени у нас осталось только на один глоток, — ответила она с улыбкой, означавшей, конечно же, всего один.

Потом ты отошел, чтобы наполнить бокалы — специальное угощение перед долгим вечером с бисквитами.

Почти четыре тридцать. Вечеринка давно закончилась — утро «после вчерашнего» только начиналось. В спальне становилось светлее: стены, шкаф, туалетный столик, стулья, все теперь стало видно. Мэри еще спала. Осторожно, чтобы не потревожить ее, ты встал, оделся и отправился вниз, в кухню. Ты остановился на секунду-другую, словно не понимая, зачем сюда пришел, потом, улыбаясь сам себе, открыл заднюю дверь и вышел.

Первый свет раскрашивал деревья, сад и соседние дома — весь мир. Каждая секунда приносила все более явственное подтверждение существования вещей. Их победы. Первый свет пронизывал тебя с радостью,’с надеждой. Ты вышел на середину лужайки и там, поднимая стакан, который прихватил в кухне, произнес тост:

— Еще один день, еще один шанс.

С каждым мгновением солнце светило все ярче. Грязи не было. Ты ясно видел во всех направлениях — ни следа грязи. Ни пятнышка.

С исчезновением последних звезд, пока грязь снова не начала просачиваться, ты получал ориентир от раннего утреннего света. Его ясности, его чистоты. Затем ты вновь наполнил стакан: тост за все и вся на Земле — и везде за ее пределами.

Глава 4

Элиз пристально смотрела на тебя сверху. На воздухе. В свете дня. В саду. Небо — над ней.

— Папа? — спросила она.

Ты пытался держать глаза открытыми. Ты лежал на лужайке, рот пересох настолько, что говорить просто невозможно. Тебе было холодно — а солнце светило. Ярко.

— Папа?

Ты приподнялся на локте и на мгновение почувствовал тошноту.

Элиз все еще смотрела на тебя. Если бы ты внезапно встал, она бы испугалась. Было трудно следить за выражением ее лица — приходилось все время фокусировать глаза.

Она стала отворачиваться.

— Элиз… — удалось тебе сказать. Она стояла неподвижно.

— Элиз… Доброе утро, — улыбнулся ты. — Доброе утро, — повторил ты, садясь, чтобы сравняться с ней ростом.

Она увидела, как бутылка из-под бренди скатывается с твоих колен.

Вы оба посмотрели на нее.

— Она все равно была пуста! — заметил ты с улыбкой.

Девочка не ответила.

— Я встал рано, чтобы увидеть рассвет, — продолжил ты объяснение. — Было немного прохладно, и я… — Ты сделал неопределенный жест в сторону бутылки.

Наконец она спросила тебя:

— Папа, у тебя все хорошо?

— Да, конечно. У меня все хорошо. Все хорошо.

Она не отодвинулась, но бросила взгляд в направлении дома.

— Мама еще не встала? — спросил ты мгновение спустя.

Элиз покачала головой. — А Том?

— Нет, — ответила она почти неохотно, как будто ты пытался силой вытянуть из нее информацию.

— Давай тогда сохраним это в секрете, а? — предложил ты, показав на пустую бутылку.

Она смотрела себе под ноги.