— И было ей видение, — с иронией прокомментировал Одинцов. — Ну, долго вы будете морочить мне голову? Если вы перепутали свои сны с реальностью, то хотя бы имейте совесть не навязывать свои галлюцинации другим.

— Почему? Почему вы не верите мне?

— Да потому что в школе вы прогуливали уроки физики! За мальчиками бегали! Пояс Астероидов отстоит от нас на сумасшедшие миллионы километров, а скорость света составляет все те же триста тысяч в секунду. И вы еще говорите мне о беседах с человеком, до которого радиосигнал тащится несколько минут! Или теперь, по размышлении, вы вдруг вспомните, что было запаздывание? Ну — было?

— Не было, — устало сказала Таня. — Мы говорили… вот как с вами сейчас…

— Извините меня, — безжалостно произнес Одинцов, — но вы ведете себя словно галлюцинирующая истеричка. А может быть, вы и впрямь… не в себе?

— Я-то в себе, — вздохнула Таня. — Еще как в себе. А вот вы все — в ком? Или в чем? Умные-разумные, ничему и никогда не верящие… Я, глупая, думала, вы захотите мне помочь. Почему мне? Ему, ему помочь! Да ну вас к бесу, — она резко поднялась и опрокинула кресло, с ожесточением наподдав его ногой.

— Подождите! Куда вы… в таком состоянии?

— К нему! — почти выкрикнула Таня. — Каждому свое! Вы пойдете лить слезы подле его портрета с муаровой ленточкой, а я — разговаривать с ним, покуда он еще жив! Ну как мне его спасти? Как, если мне ни одна гадина не верит?!

Дверь за ней захлопнулась.

Одинцов поднял кресло и сел, снова уронив голову на кулаки. «Удавиться, что ли? Противно… Вообще все опротивело». Потом он вернулся мыслями к Тане. «Дура, — подумал он раздраженно. — Вот же стерва». И на душе у него стало еще поганее.

10

— Все, все, — шептала Таня, чувствуя, как высыхают на ее горящем лице капельки дождя. — Не могу больше! Не умею!

Она почти бежала, стягивая ворот платья на груди, и встречные прохожие оборачивались ей вслед.

Пояс Астероидов? Пусть себе крутится, как и крутился миллиарды лет! Разбитый планетолет? Наплевать, не жалко, запустят еще! Алешка Пирогов? Погиб, нет его больше, вообще никогда не существовало человека с таким именем! Хватит, сил больше нет, и так наделала слишком много глупостей. Физика… Правильная, беспощадная, безошибочная наука — вот во что надо верить, а не в ночные видения взвинченной непривычными переживаниями взбалмошной девчонки, не в примятый зеленый грасс!

Таня метнулась к укрытой в подворотне кабинке видеофона с запотевшими от сырости стеклами. Срывающимися пальцами набрала привычный код. Маленький, с карманное зеркальце экранчик тускло засветился.

— Андрей, — позвала Таня. — Что ты сейчас делаешь?

— Переживаю, — помолчав, ответил тот. — Сурово стиснув зубы, роняю скупую слезу. Мужчинам надлежит переживать в одиночку. А ты?

— Я устала.

— Как там твои проблемы?

— Отвратительно. Все кругом плохо, никто никому не верит, все разучились верить,

«Почему этот дурацкий зеленый грасс никак не идет из головы?»

— Ты хочешь утешения? — спросил Андрей, красиво заломив густую соболью бровь.

— Кажется, да.

— Ма-аленькая, — ненатурально ласковым голосом нараспев произнес Андрей. — Ла-апонька, бедненькая… Достаточно?

«Грасс, зеленый грасс, примятый зеленый грасс…»

— Какой ты жестокий, — пожаловалась Таня.