Разом сгинули живописные домики с ощутимым тибетским акцентом, тесные дворы, скученные, жмущиеся друг к другу сараи. Зеленая равнина с разнообразными разбросанными по ней валунами, крытые толем бараки, обшитые вагонкой коттеджи, прямоугольники участков, огороженные проволокой, протянутой меж редко стоящих столбиков. Дальние пригороды Ленинграда, Финляндия, а может, даже Мурманск.

«Скорее всего, Финляндия», — решил я, когда увидел озерцо в ложбинке и холмик в цветочках, как на банке с сыром «Виола».

— Останови, Осман, — попросил я. — Дай хоть полюбоваться вечными снегами.

— Так ведь дальше еще лучше будет! Красивее.

— Все равно погоди.

Мы вышли из машины и по каменистой тропе стали взбираться на холм, где краснели на солнце кедровые срубы, чем-то похожие на сибирский острог времен Аракчеева. Еще выше начинался сосновый бор. На опушке была коновязь, окруженная барьером из окоренных стволов. Десятка четыре лошадок караковой масти терпеливо обмахивались хвостами от надоедающих оводов.

Неподалеку, присев на корточки, чинно беседовали низкорослые мужчины — издали я было принял их за подростков — с шерстяными одеялами на плечах. Все они держали в руках длинные, окованные медью трубочки.

— Проводники, — догадался я. — Мне здесь взять лошадь?

— Погоди. Мы можем еще метров на двести подняться на машине. У «Гольф-клуба» всегда кто-нибудь ошивается, там и наймешь. Пусть проводят тебя до канатной дороги.

Мы подлезли под ограждающее бревно и, обогнув сруб изнутри, вышли на утоптанный пятачок, где притаился крохотный базарчик, куда горцы приносят на продажу нехитрые плоды своих трудов: красные от специй бараньи туши, молоко в горшках, колоды овечьего сыра, шарики масла, клубки шерсти.

Так я впервые встретился с гуджарами и гадди. Впоследствии мне удалось побывать в их деревнях и даже проехаться по летовкам, а заодно и порасспросить об их соседях: джадхах, бхоте, мирчах, анвалах, джохори. С бхоте и анвалами я сталкивался постоянно в своих поездках по Гималаям, об остальных знаю из рассказов этнографов.

Гуджары строят свои дома только из кедра и густо покрывают крышу — скатом назад — речной глиной. Выход всегда направлен вниз по склону, чтобы дожди не заливали жилище. Для защиты от снегопадов дома располагаются вблизи кромки леса, прикрывающего их сверху. Каждый двор окружает высокий забор с резными, любовно раскрашенными воротами, которые не забывают запереть на ночь. По происхождению гуджары не являются коренными кашмирцами. И хотя они тоже исповедуют мусульманство, их язык ближе к пенджабскому диалекту. Раньше они постоянно враждовали с кашмирцами и поэтому редко спускались в долину. Ныне же, когда туризм принял масштабы настоящего наводнения, гуджары все чаще встречают в родных горах представителей самых разных племен и наречий.

В Гульмарг и Пахльгам они ежедневно приносят на продажу свои замечательные молочные изделия, вобравшие в себя буйную силу гималайских трав.

Никогда еще холодное молоко не казалось мне таким упоительно вкусным.

Гуджары довольно общительны и охотно позируют перед объективом за самое скромное вознаграждение. Но их родичи, проживающие в отдаленных долинах, куда еще не докатился туристский бум, сторонятся чужеземцев и не пускают посторонних в свою надежно сработанную крепость.

Подобно Шерпам, тибетцам и, в недалеком прошлом, сванам грузинских гор, они всегда готовы выдержать длительную осаду. Даже мечети в гуджарских селениях на южном склоне Пир-Панджала, в Кистваре и Бхадарвахе делают с крохотными окошками, скорее похожими на бойницы.

Проводник-гадди в круглой шапочке, удивительно напоминающей грузинскую, вопросительно похлопал по кожаному седлу с высокой лукой. Я согласно покачал головой.