У истоков мистерий

Простая мистерия Гималаев, олицетворяющая их первобытную свежесть, дикую красоту и величавую мощь. В ней, словно капельки света в бегущем потоке, отражается и сокровенная тайна поднебесных вершин, увенчанных шулой — трезубцем Шивы и золотыми ламаистскими колесами.

Она будет раскрываться перед нами постепенно, как выплывают друг из-за друга волнистые синие гряды гор.

Истоки ее спрятаны в пуранах и ведах, повествующих о сотворении мира.

Халдейские маги учили, что вначале были только Апсу — океан и Тиамат — хаос.

Потом, согласно вавилонским мифам, бог Мардук рассек Тиамат на части и сотворил всю окружающую нас природу. Но вначале, как говорит вавилонский жрец Берос, «был мрак и вода».

Именно над этим мраком и водой «пребывал» (обычно переводится словом «носился») дух библейского Элогима, который разделил потом воды и сделал из них Небо и Землю. Это чудотворное разделение вод мы встречаем во всех без исключения мифах о сотворении мира.

«Вначале Небо (Нут) и Земля (Кеб) лежали крепко обнявшись в первобытной воде (Ну). В день творения из вод поднялся новый бог Шy и поднял богиню Нут так высоко, что только пальцами рук и ног она могла коснуться земли. Это и есть четыре столба, поддерживающих усеянный звездами небосвод — прекрасное тело богини».

Так представляли себе рождение мира бритоголовые жрецы в дельте Нила.

А Гесиод в своей «Теогонии» пел:

«Я рождаюсь, как только у людей исчезает справедливость и усиливается несправедливость. Я рождаюсь из века в век, чтобы спасти добро, уничтожить зло и установить господство справедливости». Так говорит о себе Вишну в «Бхагавадгите».

Древние оставили нам прекрасные сказания, в которых отразили свои воззрения на природу и человека. Они написаны на языке искусства, которому свойственны особый образный строй и удивительная наивность ребенка, открывающего для себя мир. И вот эту-то поэтическую наивность мы принимаем за подлинные озарения древних. Возможно, мы допускаем ошибку. Иначе необъясним невероятный скачок от прекрасного поэтического лепета к стройным системам греческих философов и глубоким откровениям вед или упанишад.

Но другого выхода, очевидно, нет. Если мы хотим хоть что-то сказать о далеких истоках нашего знания, мы вынуждены обращаться к мифам и поэмам. Так пусть древнеиранский бог Света Ахурамазда создал из первичной материи сначала шесть верховных божеств, а уж потом небо, солнце, огонь и воду.

Пусть Брахма, который «сам себя родил и непостижим для нашего ума», сделал первобытный раствор доступным чувствам через пять стихий.

Согласимся на минуту, что люди действительно думали так, как говорили о том в своих священных песнях.

Меня в данном случае интересует другое.

В серии очерков «Из глубины веков», опубликованных в журнале «Наука и религия», я писал о том, что современные космогонические теории кое в чем приблизились к своим затерянным во мгле поколений истокам. Разве сверхсовременная идея «большого взрыва», «большой вспышки» не отличается той же неопределенностью, даже случайностью, что и мифы о «золотом яйце» Брахмы, или семи яйцах, которые дикая утка положила на колени древнефинской богине Ильматар? И разве нет в этой идее известной образности, можно даже сказать поэтичности?

Мы стоим сейчас в эпицентре «большого взрыва» и следим, как раздувается чудовищный пузырь, имя которому Вселенная. На «границах» Вселенной разлетающееся вещество достигает световых скоростей.