— Ладно. Допивай газировку, и пошли.
— Нет, я сказала! Эта картина осталась от папы! Ит, не смей, я не давала разрешения на такой вандализм!..
— Слушай, ну перестань, — безнадежно просил Ит. — Ну ничего с ней не сделается, клянусь. Ну подумаешь, водой польет слегка.
— А багет?!
— О, черт… Так, ладно. Забежишь первая, и через пять минут снимешь картину.
— Не получится, тогда поймут, что я знала заранее… Ит, я тебя прошу, можно как-то так сделать, чтобы не мочить? Она у меня из детства одна осталась. Я тебя очень-очень прошу…
— Ты себя ведешь, как маленький ребенок, — упрекнул ее Ит. — Что с тобой такое сегодня? Опомнись, пожалуйста. Соберись.
— Попытаюсь. — Она запустила руки в короткие волосы, снова всхлипнула.
«Довели, — подумал Ит. — Совсем довели человека». До нервного срыва довели, потому что действительно свихнуться можно, живя полгода «под микроскопом». Он обнял Берту, прижал к себе и принялся гладить по волосам, по спине, по плечам.
Они минут пять стояли в маленькой кухне, в обнимку, прижавшись друг к другу. Ит ощущал, как учащенно бьется ее сердце, и почему-то сейчас невольно сравнивал с Маден… почему? Сам не понимал. Чуть позже — понял. В этот момент она стала слабой. Тем существом, о котором он обязан, должен заботиться. Которое должен защищать. Ради которого горы можно свернуть, лишь бы ему было хорошо.
— Ну-ну-ну, — шептал он еле слышно. — Ну не плачь. Сейчас дядя Рыжий с дядей Итом поймают нехороших шпионов, а потом все вместе в «Бор» поедем, на самолетах летать и нервишки лечить. Группа соберется, месяц там поработаете, пока тут ремонт сделаем, а дальше уже можно будет домой, и никаких больше следящих хреней и прочей дряни. Клянусь тебе чем хочешь.
— Ит, я пока что с ума не сошла. — Она слегка отстранилась, глубоко вздохнула. — Спасибо тебе… то есть вам… У меня действительно было ощущение, что я пропадаю. Совсем пропадаю. Смотрю в окно, вид красивый, город, реки, даже море Московское оттуда видно, ты же знаешь… Смотрю и понимаю, что смотрю не одна. Словно за спиной стоит кто-то… страшный кто-то. С ледяными глазами и полным отсутствием души. Очень странное ощущение.
— Как ты сказала? — Ит напрягся.
— Что именно сказала? — недоуменно подняла глаза Роберта.
— Про ледяные глаза и отсутствие души, — подсказал Ит.
— А, это… Ит, это так. Просто образ. Образ наблюдателя.
— Просто так такие образы не появляются. — Ит задумался. — Ладно. Работаем. Рыжий?
Коммуникатор на запястье ожил.
— Сейчас, доломаю кое-что, — пропыхтел Скрипач. — Такой качественный чугун, ты себе не представляешь… Умеют же строить, гады! Ребят, я через десять минут буду, мне через весь дом еще пилить…
— Угу. — Ит отключил коммуникатор. — Бертик, послушай. Сейчас сидишь тут, не высовываешься, никуда не выходишь. А нам придется немножко побегать.
— Осторожно, хорошо? — попросила она.
— Не бойся, — улыбнулся Ит. — Ну-ка, если честно — бабская жалость или что посерьезнее?
Она тихо засмеялась и щелкнула его по носу.
— Ты же знаешь. Бабская жалость существовала тогда, когда кто-то задыхался, но это было много лет назад. Сейчас все иначе. Так что не сомневайся… Ит, я про тему хотела поговорить. Шутки шутками, но все, по-моему, получается очень и очень…
— Не сейчас и не здесь, — отрицательно покачал головой Ит. |