|
Каждый раз, когда они поступали так, мы узнавали их лучше, схватывали начатки их «языка» и, следовательно, их природу. Они согласились с нашей концепцией пространства, вежливо отказались от нашей концепции смерти, сразу подтвердили понятия боли и радости. Когда мы уз— нали достаточно «слов», чтобы сконструировать «предложение», мы это сделали.
Мы прошли этот миллиард миль, чтобы пристыдить вас, а теперь стыдимся сами.
Ответ был одновременно сочувственным и веселым. «ЕРУНДА, — как будто сказали они, — ОТКУДА ВАМ БЫЛО ЗНАТЬ?» Было несомненно очевидно, что вы мудрее нас.
«НЕТ. ПОНЯТНО БЫЛО ТОЛЬКО, ЧТО МЫ БОЛЬШЕ ЗНАЕМ. В СУЩНОСТИ, МЫ БЫЛИ ПРЕСТУПНО НЕУКЛЮЖИМИ И НЕТЕРПЕ— ЛИВЫМИ».
Нетерпеливыми? — повторили мы, переспрашивая.
«НАША ПОТРЕБНОСТЬ БЫЛА ВЕЛИКА». Все пятьдесят четыре чужака внезапно стеклись к центру их сферы на разных скоростях, невероятным образом умудрившись не столкнуться ни единого раза. Их слова были ясны как день: «ТОЛЬКО БЛАГОДАРЯ СЛУЧАЙНОСТИ НЕ ПРОИЗОШЛО ПОЛНОЕ КРУШЕНИЕ».
Мы не поняли, в чем состоит сущность «полного крушения», и так и «сказали»:
Наша погибшая сестра сказала нам, что вам нужна территория для размножения, на планете вроде нашей. Таково ли ваше желание: прийти и жить с людьми?
Их ответом был эквивалент космического смеха. Это разрешилось в конце концов в единственное безошибочное «предложение»: «НАОБОРОТ».
Наш танец на мгновение распался в замешательстве, затем восстановился.
Мы не понимаем.
Чужие колебались. Они излучали что-то вроде заботы, что-то вроде сострадания.
«МЫ МОЖЕМ… МЫ ДОЛЖНЫ… ОБЪЯСНИТЬ. НО ПОНИМАНИЕ БУДЕТ ОЧЕНЬ ТРУДНЫМ. СОБЕРИТЕСЬ».
Составляющая часть нашей личности, которая была Линдой, выплеснула наружу поток материнского тепла, оболочку спокойствия; она всегда умела молиться лучше всех нас. Рауль теперь играл только «ом»-подобный А бемоль, который был теплого золотого цвета. Движущая воля Тома, извечная сила Гарри, тихое принятие Норри, мое собственное безотказное чувство юмора, бесконечная заботливость Линды и упорная настойчивость Рауля — все это сложилось воедино и создало такой покой, которого я никогда не знал, безмятежную уверенность, основанную на ощущении завершенности.
Ушли все страхи, все сомнения. Так и должно было быть.
Так и должно было быть, — протанцевали мы. — Пусть будет так.
Эхо было мгновенным, с оттенком довольного, почти родительского одобрения. «СЕЙЧАС!»
Их следующим посланием был относительно короткий, относительно простой танец. Мы поняли его сразу, хотя это было в высшей степени новым для нас, мы постигли все следствия этого за один застывший миг. Танец сжал каждую наносекунду более чем двух миллиардов лет в одно понятие, в единственное телепатическое озарение.
И это понятие было на самом деле всего лишь именем чужих.
Ужас сокрушил Снежинку, разбил ее на шесть отдельных осколков. Я был одинок в своем черепе в пустом космосе, с тонкой пленкой пластмассы между мной и моей смертью, нагой и ужасно испуганный. Я в отчаянии пытался ухватиться за несуществующую опору. Передо мной, слишком близко от меня, чужие роились, как пчелы. Потом они начали собираться в центре, образовав сперва отверстие величиной с игольное ушко, которое по— степенно расширилось и превратилось в амбразуру в стене Ада — мерцающий красный уголь, который бушевал бешеной энергией. По сравнению с его яркостью даже Солнце показалось тусклым; мой шлем автоматически затемнился.
Едва заметная оболочка, внутри которой было расплавленное ядро, начала источать красный дым, который по спирали изящно вытекал наружу и об— разовал что-то вроде кольца. |