И коль скоро Анна Надежина и те, кто, возможно, стоит за ней, жаждут справедливости в вопросах приоритета космических открытий, то мы требуем восстановить доброе имя своего великого предка, капитана Панкратова. Восстановить и утвердить в глазах всех и каждого, а не только государства, которое, к слову, давно признало и высоко оценило заслуги командира „Восхода“.

Подумайте и над этим, Костя. Думаю, пришло время вам определиться. Если же остаются какие-то вопросы, всегда к вашим услугам. Обещаю ответить честно.

И, кстати, при случае поинтересуйтесь, почему Бирман последние как минимум 10 лет упорно отказывается от любых командировок на Землю, какую бы коммерческую выгоду они ему ни сулили. Если сошлетесь на меня, он ответит.

До скорой встречи — она воспоследует гораздо раньше, чем вы думаете.

Вызов повторился.

Инспектор кивнул, нажатием пальца отправил почту и пригасил в комнате свет до минимума.

Разговор сейчас предстоял трудный. Инспектор налил рюмочку любимого эстонского ликера, аккуратно пригубил и лишь после этого ответил на вызов видеосвязи.

* * *

За минуту до этого репортер Константин Бекетов открыл глаза. Его опять преследовали давешние навязчивые сны. Но теперь сон не оборвался как всегда на одном и том же кадре.

Тело человека с черным лицом на цинковом столе внутри двухметровой кюветы уже оттаяло.

Патологоанатом в белом халате сосредоточенно перебирал медицинские инструменты в автоклаве, видимо, на ходу прикидывая что ему сейчас необходимо. А репортер Бекетов, неестественно застывший, точно и сам замороженный, пристально смотрел на листы протокола медицинского вскрытия, номера 17 и 18. В графе «Заголовок» значилась свежая, только что сделанная запись «Анализ содержимого мо…», остальное заслоняло плечо медика.

Репортер Бекетов терпеливо ждал, когда патологоанатом отойдет или хотя бы отодвинется, но медик по-прежнему копался в автоклаве, и это была уже не реальность, а вязкий, затягивающий ночной кошмар, дурь, чистой воды соматика.

Репортер Бекетов потянулся, чтобы ухватить медика за плечо и отодвинуть, и в тот же миг картинка ушла, растаяла, провалилась в тартарары. И на смену ей пришла реальность.

Репортер Бекетов открыл глаза и некоторое время разглядывал близкий подволок. Затем повернул голову, поочередно оглядел спящих по соседству Тайну, Смагина и командора Эра. После чего его губы дрогнули, и он тихо, но отчетливо произнес:

— Я знаю, кто убил зимовщиков на Беллоне.

Никто не откликнулся, все спали, Бирман же сидел в кабине пилота и тоже ничего не мог слышать.

Бекетов облизнул пересохшие губы и медленно, как сомнамбула, упрямо повторил:

— Я знаю, кто убил зимовщиков на Беллоне.

После чего вновь закрыл глаза и прошептал:

— Он здесь, рядом. Я чувствую.

Бекетов выпростал руку из-под одеяла и погрозил в пространство кулаком.

— Я чувствую тебя. Ты слышишь, тварь?

Ответом ему была лишь еле заметная вибрация. Почтовый терминал флуггера извещал, что получено письмо, и одновременно спрашивал перед открытием, как поступить с подозрительным вложением. Похоже, даже тупая и бездушная программа считала его отвратительным.