Барда выполнил его просьбу. Веревка, которую они взяли у матушки Брайтли, была тонкой, но прочной. Лиф проверил все узлы и кивнул.

— Не отвязывайте меня, что бы я ни сказал, — предупредил он.

Друзья кивнули, не задавая вопросов.

Они выпили немного воды и двинулись в путь. Начинало темнеть.

Ночь не подарила путникам ни луны, ни звезд. В небе висела черная туча, и было очень холодно. Они зажгли факел, но он давал совсем мало света. Друзья вздрагивали от каждой тени. Уже давно Барда и Жасмин хотели сделать привал, но Лиф заставлял их идти вперед.

В конце концов они отказались его слушаться.

— Больше так нельзя, Лиф! — твердо сказал Барда. — Мы должны поесть и отдохнуть.

Лиф, качаясь от усталости, упрямо покачал головой. Он хотел только одного — лечь, но знал, что если уснет, то случится беда.

Однако Жасмин уже отвязала свой конец веревки, села на песок и начала что-то искать в сумке. Потом она сделала в песке небольшое углубление и бросила туда биты Серых Стражей.

— Вот самое лучшее для них применение, — провозгласила она, поджигая тяжелую древесину и добавив немного горючих пастилок матушки Брайтли. — Сейчас у нас будет отличный веселый костер.

Девочка нетерпеливо кивнула Лифу, и тот, не в силах больше сопротивляться усталости, рухнул рядом с ней. Барда тоже подошел к огню. Видя, что Лиф лежит неподвижно, он облегченно вздохнул, отвязал веревку и растянулся на песке.

Костер разгорался. От него поднимался жар. Барда протянул руки к огню.

— Замечательно! — удовлетворенно вздохнул он.

Это последнее, что Лиф слышал. Раздался оглушительный рев, земля вздыбилась, и мир взорвался.

15

Середина

Лиф был один среди бесконечных дюн. Он знал, что ночь прошла. Слабый солнечный свет пробивался через желтую завесу. Песок под ногами был теплым.

Настал день. Ужасное видение стало явью. В глубине души Лиф всегда знал, что это неизбежно.

Он помнил, как под ним поднялся песок, подбросив его в черный воздух. Жасмин и Барда звали его по имени. Горящие биты взмыли ввысь, угасая в падении.

И это все. Теперь на безбрежной ребристой поверхности виднелись только его одинокие следы. На поясе болталась ненужная веревка, два свободных конца волочились по земле. Гудение стало громче, оно проникало через уши в самую глубину мозга.

Он что-то сжимал в руке. Лиф заставил пальцы разжаться.

Раскрашенная деревянная птичка, которую Жасмин сунула в карман еще в Ритмере. Должно быть, он нашел ее и подобрал…

Лиф бездумно запихнул игрушку в нагрудный карман. Ноги болели. В горле застряла сухая песчаная корка. Глаза жгло, он почти ничего не видел. Наверное, он шел много часов, но не помнил об этом.

Середина.

Его влекло к Середине. Это Лиф знал точно. Силы покидали мальчика. Но он не мог остановиться, чтобы не заснуть. Потому что сон означает смерть. Это Лиф чувствовал лучше всего.

Он дотащился до следующей дюны и начал карабкаться вверх. Нога провалилась, и Лиф упал. Песок принял его в свои объятия, мягкий, как пуховая перина. Мальчик перекатился на спину и больше не мог пошевелиться.

Спать…

Глаза закрывались.

В Тиле его друзья смеются, возятся в замусоренных канавах, выуживая золотые монеты. Он хочет к ним. Но его зовут родители… Канавы забиты не сором, а жужжащими красными пчелами. Они поднимаются, как разгневанное облако. Пчелы жалят его друзей, Серые Стражи стоят и смеются… Друзья умирают, зовут его на помощь, но он так устал, так устал… Он закрывает глаза и входит в гудящее облако. Руки и ноги такие тяжелые, они тянут его вниз. Мать кричит: «Тихонько, мальчик!», и он оборачивается к ней.