УРРРАГАН — против — СИРЕНКИ в воскресенье в 5 часов полполудня. Билеты по доступным ценам в кассе».

Очарованный этим необычайным зрелищем, Чек на минуту окаменел. Потом сдвинул на затылок шапку, сунул руки в карманы и протяжно свистнул.

— Фе-но-ме-наль-но! Потрясающе! И все это Игнась нарисовал? Сам?

— А ты что думал?! — подтвердил Жемчужинка таким тоном, как будто тут была и его заслуга.

Манджаро подтолкнул Манюся локтем:

— Здорово, а? Тут уж никто не пройдет мимо. Только мне кажется, что «ураган» пишется через одно «р».

Я нарочно поставил три, — крикнул сверху Игнась, — чтобы лучше звучало!

— Ну что за мелочи! — пренебрежительно сказал Чек. — Три «р» или одно — какая разница! И вообще, это не школьная диктовка, а спортивная пропаганда. Право, Игнась, не видать мне своей тетки, если из тебя не получится мировой художник.

Наконец Игнась приклеил афишу, еще раз разгладил ладонью свое произведение, прихлопнул углы, чтобы не отставали от стены, и спрыгнул с лестницы.

— Локти они себе грызть будут, когда увидят!

— Кто?

— А эти, с Окоповой. Пусть знают, какой у нас клуб!

Когда все досыта нагляделись на произведение Игнася, Чек отвел в сторону капитана команды.

— Слушай, может, ты найдешь местечко для Польдека? — начал он задушевно.

Манджаро пожал плечами:

— Ты ведь знаешь, что команда уже укомплектована.

— Я понимаю, но ведь это же наш парень, с Голубятни. Ты можешь пойти во двор и посмотреть, как он тренируется. Восемь головок подряд, братец! Это тебе не шутка!

— Не получится, — коротко отрезал капитан команды: — Паук слишком слаб физически, не выдержит.

— Так мы его сегодня немножко подкормим. Я ему принесу хлеба со смальцем, съест — и придет в форму.

— И технически он слаб. Мы не можем поступать так легкомысленно.

Чек поморщился:

— Э-э-э… я с тобой — как с другом, а ты со мной — как государственный тренер.

Но Манджаро хотел говорить только всерьез:

— Это ответственный матч, чудак человек! Мы обязаны выиграть! Дело идет о чести клуба.

Аргумент этот, казалось, убедил Манюся. На секунду его живые глаза потухли. Но неожиданно он щелкнул пальцами.

— Есть выход, — сказал Чек весело: — чтобы ему не было обидно, мы его поставим резервным.

— У нас уже есть три, больше не нужно.

— А, что там… четвертый тоже пригодится, — подмигнул Чек. — Пойми, ему будет очень обидно. Свой парень, пусть порадуется.

Теперь задумался капитан.

— Погоди, погоди, как бы это сделать? — Он с размаху поддал ногой лежавший на тротуаре камень. — Ну ладно, включим его резервным. Ты прав: пускай парень порадуется.

Чек даже покраснел от удовольствия. Его черные глаза снова весело заблестели.

— Я всегда знал, что ты мировой друг, Фелюсь! Давай лапу! Увидишь, из нашего Паука еще получится футболист;

Они торжественно обменялись рукопожатием и улыбнулись друг другу. Чек уже прощально постучал пальцем по козырьку шапочки, как вдруг увидел, что Манджаро задумчиво трет щеку. Очевидно, что-то его беспокоило.

— Послушай, — неожиданно сказал капитан, — ты куда идешь?

— Как это — куда? Иду пропаганду делать, чтобы публика на матч валом валила.

— А как быть с мячом? Старым мы играть не можем — это же позор!

— Да, я знаю…

— Ну, так как же?

Чек ухватил его за рукав спортивной рубашки:

— Ты, Манджаро, плохо еще знаешь своего друга.