Все вожди до мозга костей были политиками и, естественно, считали глубоко вторичной мораль. Отсюда безусловное первенство массы, класса, коллектива в ущерб конкретной личности. Жесткость этих большевистских постулатов обусловила догматизм мышления советских вождей, за исключением, возможно, «вождя» последнего. Марксизм-ленинизм для лидеров (как и для народа) являлся фактически светской религией, в которую прежде всего нужно было верить и не подвергать сомнению.
Все семь вождей выходцы из провинции. Ни один лидер ВКП(б) – КПСС не был коренным «воспитанником» столичных организаций большевистской партии. Провинциализм всегда более консервативен и ортодоксален. Ни один вождь не имел «чистого» пролетарского происхождения, хотя все признавали и не уставали божиться «ведущей» ролью рабочего класса. Это, однако, лишь подчеркивает положение, что «социальный расизм», после того как была захвачена власть, не имел для руководства страной и партией решающего значения. «Руководил» не рабочий класс, а быстро сформировавшаяся бюрократическая партократия. Лидеры имели весьма отдаленное отношение к рабочим, крестьянам, интеллигенции, ибо все они вышли из самой глубины «профессиональных партократов». Интеллектуальный, образовательный, культурный уровень всех вождей (за исключением «вождя» последнего) был весьма низким. Даже Ленин, человек с мощным умом, имел одномерную, сугубо политическую интеллектуальную силу, что в огромной мере обедняет человека. Он был далек от русской культуры, достижений ее выдающихся мыслителей.
Все семь лидеров знали страну, которой управляли. Но каждый знал ее по-своему, что и предопределило их достоинства и решающие просчеты.
Первый вождь, Ленин, «знал» Россию как политэмигрант, по-книжному, газетному, партийному. Политические очки врага царизма и буржуазной демократии обрекли его на метафизическое, чисто «революционное» видение империи, а затем и российской советской республики. Ленин никогда и нигде не работал (в обычном понимании этого слова), что имеет огромное значение в познании действительности. Полтора года в качестве помощника присяжного поверенного, без знания промышленности, сельского хозяйства (хотя одно время был совладельцем имения), давали весьма поверхностное представление о глубинных процессах российской жизни. Отсюда многие роковые ошибки, в частности уверенность в том, что можно сразу, непосредственно «ввести коммунизм»; непонимание цементирующей роли губерний в многонациональном государстве и постепенное их разрушение; враждебное отношение к крестьянству и уверенность в том, что ликвидация целых социальных групп в обществе, так же как религии и церкви, приблизит его «советизацию», и другие исторические просчеты. Известный меньшевик Р.А. Абрамович характеризует деятельность Ленина в начале 1918 года как «историю буйного припадка утопизма в форме военного коммунизма». «В начале 1918 года, – писал Абрамович, – Ленин почти на каждом заседании Совнаркома настаивал на том, что в России социализм можно осуществить в шесть месяцев… Шесть месяцев, а не шесть десятилетий или, по крайней мере, шесть лет? Но нет, Ленин настаивал на шести месяцах. И в марте 1918 года началось проведение этого плана непосредственного перехода к коммунистическому производству и распределению». Ленин безжалостно экспериментировал над гигантским государством и великим народом, создавая систему большевистского абсолютизма. Его главный просчет – ставка и вера в принципиальную возможность полного превращения нашей планеты в коммунистическую.
Второй вождь – Сталин – был представителем немногочисленного деклассированного мира России. Человек, не имевший профессии и никогда не работавший, знал страну как захватчик власти, безжалостный диктатор, глава большевистского клана. Его знание России сугубо функциональное: что и как можно использовать для укрепления режима личной власти, укрепления «пролетарской диктатуры». |