Его звук тяжело отозвался в моей душе.

Все снова стихло.

Гемлут приподнялся и с вытаращенными глазами указал на что-то, находившееся у меня за спиной.

— Га! — воскликнул он.

Я почувствовал за спиной взмах мощных крыльев, потом что-то твердое и острое ударило меня по голове и, глухо ухая, исчезло в темноте. Затылок жгло огнем. Я испугался, что какое-то безобразное чудовище, может быть крысехвостый, выпустило на меня свою ядовитую слюну, провел лапой и ощутил на пальцах теплую липкую жидкость. В лунном свете она казалась совсем черной, но я знал, что это моя собственная кровь. Нужно иметь очень острые когти, чтобы распороть шкуру синего медведя.

— Кровь? — вскрикнул я.

— Вампиры! — выдохнул Гемлут.

И тут началось.

Вампиры. Шипящая черная молния пронзила темноту собора. Это была сильная, мускулистая кошка размером с хорошего дога и разъяренной мордой павиана, она неслась на меня, помогая себе хлопками маленьких крыльев, расположенных у нее на спине.

Она уже почти настигла меня, как вдруг со мной произошло нечто странное: я начал воспринимать происходящее как при замедленной съемке, по телу растеклись приятные тепло и покой.

Для последнего рывка кошке (обезьяне? летучей мыши?) потребовалась целая вечность, так что мне вполне хватило времени точно рассчитать ее мышечный тонус, определить траекторию прыжка и, сделав из этого соответствующие выводы, шагнуть чуть вперед, одновременно отклонив тело назад, в результате чего она пролетела у меня над головой.

А я даже успел рассмотреть во всех подробностях разочарованное выражение морды обезьянокошки и, когда она пролетала надо мной, медленно, с чувством замахнуться и проводить ее хорошим, метким пинком, так что она отклонилась от намеченного курса, ракетой пролетела еще несколько метров и громко шлепнулась о твердый, мраморный пол, а потом, громко визжа от боли, суетливыми, пружинистыми прыжками нервно унеслась прочь.

— Га! Неплохо! — уважительно кивнул мне Гемлут.

То, что, казалось мне, длилось вечно, на самом деле произошло за считаные секунды. Позднее я узнал, что спас меня пробудившийся во мне природный инстинкт. Ведь я как-никак медведь. Раньше, под воздействием хорошего воспитания, он дремал на самом дне моей генетической памяти, но сейчас некто допустил непростительную ошибку, осмелившись напасть на меня, и защитный механизм дикого зверя сработал сам собой. Я запрокинул голову и издал умопомрачительный рев, раскатившийся по всему собору многоголосым эхом.

Две кошки-вампира одновременно бросились на меня с двух сторон. Я резко пригнулся, чтобы одна из них пролетела надо мной и врезалась в стоявшую за спиной каменную колонну, ловко поймал другую за лапу и, раскрутив над головой, запустил ее, словно пращу, в дальний угол. Там она, судя по раздавшимся звукам, врезалась в кучу своих подружек, которые с отчаянным злобным визгом дружно рухнули на пол.

Потом воцарилась мертвая тишина.

— Ого! — воскликнул Гемлут. — Ты сделал их, га! Теперь они не вернутся. Вампиры очень трусливы.

Он презрительно сплюнул и попытался в знак уважения похлопать меня по плечу, но из-за разницы в росте дотянулся только до локтя.

В этот момент на нас бросились еще по меньшей мере пятнадцать кошек-вампиров, а пять других атаковали с воздуха.

Гемлут, как и все табачные гномы, не ведал страха. Это не значило, правда, что он был очень отважным, — отважным считается тот, кто ведает страх, но умеет его побороть. Дело в том, что табачным гномам чувство страха попросту незнакомо, ведь у них зеленая кровь, и в ней начисто отсутствует адреналин. Табачные гномы замечают, когда попадают в опасность, но их это ничуть не пугает. Если на кого-то из них, к примеру, бросится трехметровая злая горилла, он, вместо того чтобы припустить со всех ног, вступит с ней в неравный бой.