- Ты бы, Асклепий, перестал оживлять умерших, а то Зевс гневается, что ты нарушаешь равновесие в природе. Бессмертие дано только богам. Смотри, трахнет он тебя молнией по макушке, будешь знать. Уж тебя-то никто не оживит, - по-дружески предостерёг племянника Гермес.

- На все воля Зевса, - ответил смиренно Асклепий. - Но я ничего дурного не делаю, просто занимаюсь научными изысканиями. А смерть бывает разной - обычной и клинической, вот во время клинической смерти человека можно оживить. И если оживить достойного мужа, то это - благо великое, много пользы он живым принесёт людям.

«Смотри-ка, Асклепий-то продвинутый мужик, вон как выражается!»

Гермес объяснил причину их появления, и Асклепий весело рассмеялся:

- Просьба ваша выполнима, надо только достать живой глаз, и я его поставлю на место старого. Я уже такое делал.

- Где же мы тебе глаз возьмём? Убить, что ли кого, прикажешь? - проворчал Гермес. - Я - не Арес, я не умею. А добровольно свой глаз никто не отдаст.

- Ну, тогда я ничем помочь не могу, - развёл руками Асклепий.

- Эх, - воскликнул Ерофей, почесав затылок, - было бы это у нас, я бы знал, где глаз достать.

- А где? - живо повернулся к нему Гермес.

- В клинике Фёдорова. Там и не такие чудеса творят.

- О, так я смотаюсь туда и привезу! - обрадовался Гермес. - Только ты мне всё подробно объясни, где эта клиника.

- Это как? - подозрительно уставился на него Ерофей. - Ты же сказал, что не можешь: заклятие на тебе лежит.

Гермес потупился смущенно:

- Ероха, прости, но мне жаль с тобой расставаться, вот я так и сказал, - и отшатнулся предусмотрительно в сторону, помня о своём, разбитом Ерофеем, носе. Но тот обнял Гермеса за плечи.

- Ах ты, паразит такой, - почти с нежностью произнёс Ерофей, обрадованный неожиданным признанием бесшабашного приятеля, который, казалось Ерофею, привязаться не мог ни к кому по причине своего супер-эгоизма. - Но почему тогда ты прятался от меня?

- Не, ну я же не голубой, в натуре! - высказался Гермес голосом Кольки. - Я же нормальный мужик, едрёна корень!

- Бугай ты, а не мужик! Карлсон ты мой дорогой! Ты обещал вернуться, и ты вернулся! - так же нежно пропел Ерофей, и оба рассмеялись, хлопнув друг друга по ладоням: Гермес ничуть не обиделся на новое прозвище - из телемультика он знал, кто такой Карлсон.

Пока Гермес летал во временной пласт Ерофея (решили, что Ерофею лучше остаться, чтобы не растравлять душу побывкой на земле), тот жил у Асклепия. Ходил на рыбалку, играл с девчонками-дриадами в прятки, особенно к нему привязалась одна, очень похожая на его сестрёнку Лизку. Ерофей соорудил дриадам качели, и те, звонко хохоча, взлетали вверх и визжали, падая вниз. Асклепий улыбчиво наблюдал за ними, говоря, что давно уж ему не было так радостно.

Гермес что-то задерживался, и Ерофей начал злиться: его неугомонный приятель наверняка влип в какую-нибудь историю. И оказался прав: Гермес возвратился с роскошным синяком под глазом и ссадинами на щеке. Он был одет в голубой спортивный «адидасовский» костюм, на плече болталась дорожная сумка, откуда он достал кроссовки «Рибок» и тут же переобулся, а свои крылатые сандалии положил в сумку.

- Не, в натуре, я разве сделал кому-то плохое, а? - пожаловался он Ерофею. - Я, понимаешь, хотел просто на девушек взглянуть, случайно там оказался, а какие-то чуваки на меня набросились, канай, мол, нудик сдвинутый! Нет, скажи, разве я виноват, что я - Гермес, бог, и моя одежда - сандалии да один фиговый листок!

- Я же предлагал тебе переодеться, а ты: не надо, не надо, я быстренько.